Пестрый и Черный - [22]
Тысячи комаров и мух звенели под тенью деревьев. Жужжали пчелы и шмели на цветочных лужайках. Длинноногие пауки ткали в кустах свои паутинные кружева. Желтая иволга давала о себе знать то своим звучным, как флейта, посвистом, то странным, неприятным, как у рассерженной кошки, криком.
Среди сухих листьев шуршали прыткие ящерицы и лягушки.
Раз выскочил из кустов заяц и, завидя нас, кинулся бежать, прижав свои серые длинные уши.
Наконец мы добрались до глубокого сырого оврага, дно которого было закрыто густым узорным папоротником. Берега оврага поросли старыми деревьями, среди которых было несколько больших раскидистых сосен.
— Теперь близко, — сказал Коля шепотом. — Вот здесь у оврага.
Но не успели мы подойти к его краю, как вдруг сзади послышался странный, непонятный здесь в лесу, звук. Как будто кто-то сильно ломился напролом через кусты и вместе с тем встряхивал каким-то металлическим звякающим предметом.
Мы остановились и прислушались. Шум приближался.
— Что бы это такое? — спросил я.
— Да это Волчок сорвался, — догадался Алеша. И, действительно, тотчас же из кустов выскочил лохматый Волчок, взъерошенный, но веселый, и с радостным лаем начал прыгать вокруг нас.
На шее его болтался короткий обрывок цепи, а сам он был весь в репейниках, приставших к нему во время погони. Этот замечательный пес, всегда злобный, пока сидел на цепи, делался добрым и кротким, когда ему удавалось срываться.
И морда и глаза у него тогда были виноватые, а смешная «култышка» на месте обрубленного хвоста сконфуженно моталась из стороны в сторону. Так выражал он свою просьбу — простить ему его самовольный побег.
Нужно сказать, что бегал он довольно часто. Цепь его была составлена из двух обрывков. С незапамятных времен их связывали веревками. Веревки эти потом перетирались и лопались, и Волчок на некоторое время становился свободным.
Теперь он ласково и виновато поглядывал на своих хозяев, вилял своим обрубочком и боязливо косился на мое ружье, которого смертельно боялся.
Коля велел ему вести себя смирно, и мы осторожно начали подбираться к той сосне, на которой было гнездо.
Скоро мы его увидали, Между двумя крепкими пологими суками были набросаны толстым слоем сухие ветки, и все гнездо снизу было похоже на беспорядочную кучу хвороста.
На гнезде не было видно ничего, и Коля вызвался влезть и посмотреть, нет ли там птенцов.
Я остановил его. Нужно было сперва подстрелить старых. Они рано или поздно должны вернуться к гнезду, если там есть дети.
— Ну, вот и нужно узнать. А то чего ж мы дожидаться-то будем зря?
Коля сбросил шапку на землю и полез. Он ловко взобрался до самого гнезда, заглянул в него и тотчас же закричал нам:
— Есть, есть! Да какие чудные! Словно вата белая. Без перьев. Так белый пух только на теле.
Он опять спустился на землю, и мы все засели в кустах неподалеку от сосны и стали ждать. Волчка тоже уложили рядом, чтобы он не выдавал нас.
Ожидание наше скоро сделалось очень неприятным. Откуда-то взялось целое войско комаров, и нам все время приходилось их давить то на щеках, то на шее, то на руке. Доставалось сильно и Волчку, особенно же его голому носу, и он, то и дело утыкался мордой в землю и начинал тереть ее сверху лапой.
Время шло, а хозяев гнезда все не было видно.
Вдруг Волчок, которого комары окончательно вывели из терпения, вскочил и с визгом бросился на лужайку. Но не успел он добежать до середины, как вверху что-то зашумело, и рыжий сарыч быстро опустился над собакой.
Конечно, лишь близость гнезда и желание напугать собаку заставили его это сделать. Напасть на него он не решился, а только затрепетал крыльями в воздухе, как это делает пустельга, когда выглядывает добычу. Собака ощетинилась, однако, поджала хвост и была, видимо, озадачена нежданным появлением пернатого хищника.
Я вскинул ружье и, не целясь, выстрелил в птицу. На миг белый дым закутал все перед нами, а гулкое эко далеко отозвалось в лесу. Свист и щелканье пташек, трескотня дроздов, не умолкавшая ни на минуту, разом оборвалась и стихла. Словно весь лес притаился от моего выстрела и ждал, что будет. Когда дым медленно рассеялся, на лужайке не было уже никого, ни собаки, ни птицы. Волчок перепугался насмерть страшного для него ружейного выстрела и теперь мчался, не слыша под собой ног, через кусты к овраги прямиком в свою конуру. А в сарыча я наверное промахнулся. Однако на том месте, где был сарыч, мы нашли несколько выбитых перьев. Хищник был, следовательно, ранен.
Пока мы стояли и говорили об этом, над сосной раздался жалобный крик другого сарыча. Он спускался к гнезду и заметил нас. Он кричал тревожно и громко. В этих криках слышался и страх за себя и тоска за детей. Он делал быстрые круги в воздухе над вершиной сосны, но держался так, чтобы ветви заслоняли его от нас. Долго он летал вне выстрела и как будто криками призывал другого на помощь. Но другой не показывался. Словно в воду канул.
Коля подошел к дереву и сделал вид, что хочет лезть на него. Сарыч заметался вверху еще быстрее и крики его стали еще тревожнее. Вдруг он опустился на вершину соседней сосны и оттуда полились прямо какие-то отчаянные стоны, которые так и хватали за душу. Он сел под защиту густой хвои и только его красивая голова с тревогой глядела оттуда.
