Пёстрая сказка - [14]

На другой день к вечеру папа сел к столу закончить очередную игрушку — вертолет. А Струмышка уже сидит, его дожидается. Только папа ее не видит — ведь она рассыпается от взгляда человека. Вот самый важный момент — последняя деталь, и вертолет готов. Но множество золотистых пылинок замелькало в глазах у папы. А вместо вертолета… Смотрит папа и ничего не понимает: за какую-то неуловимую секунду серьезная летающая машина превратилась в совершенно легкомысленного лягушонка. Можно ли в это поверить? Нет, конечно. А можно ли не поверить, если видишь своими глазами? Вот сидел папа и не знал — верить или нет.

Подошла мама.

— Все-таки у тебя золотые руки, — сказала она, — только ты мог сделать такую забавную игрушку. Не поверить маме папа, естественно, не мог. Да и каждому ясно, что веселый лягушонок гораздо лучше обыкновенного вертолета.

А Струмышка удалилась в свою сахарницу. Ночью, когда все спали, она снова принялась за свои волшебные дела: готовила сюрприз для мамы.

На следующий день пришла мамина подруга. За готовым костюмом. Мама сшила очень элегантный, серьезный костюм. И вдруг — золотая пыль в глазах. На один миг. Потом — восхищение, радость: тяжелый темно-синий материал превратился в тончайший нежно-голубой шелк; строгий, деловой фасон преобразился до неузнаваемости — это же воздушное платье феи! Сказочный наряд, в котором танцевать на самом блестящем балу самого блестящего сказочного короля.

И не важно, что нет ни бала, и нет короля, ни сказочного, ни настоящего. Ведь не в этом дело…

«Теперь, — подумала Струмышка, — нужно что-то придумать для девочки». Что-нибудь очень-очень хорошее хотелось сделать для девочки. Две ночи думала Струмышка и придумала простую, но чудесную странность.

Просыпается девочка утром и видит в вазочке на столе букет невиданных цветов. Золотисто-желтых с зеленой-зеленой серединкой.

Никто в доме не удивился Струмышкиным чудесам, ни первому, ни второму, ни третьему. Так уж устроены люди: добрым чудесам не удивляются. Их просто помнят.

Вот и кончились странные неожиданности в этом доме. Струмышке пора перебраться в другую сахарницу, других людей удивлять. Она им нужна: не очень интересно жить без веселых и обязательно добрых Струмышек. Не выбрасывайте, пожалуйста, старых сахарниц.

ДОЖДИК

Жил-был дождик. Косматый длинноволосый дождь. Если он сердился, холодные пряди его мокрых волос хлестали людей по лицам, по глазам. До слез. Но люди не обижались, потому что когда дождик был в хорошем настроении, его мягкие, шелковистые волосы ласково касались их щек, рук, глаз, что-то шептали. И все-таки дождь был косматым и длинноволосым. И ему это надоело.

— Постригусь, — решил дождик. — Не я первый, не я последний.

Отправился к парикмахеру. А парикмахером, конечно, месяц-серп работал.

— Тебя как стричь? — спрашивает месяц. — Покороче или умеренно?

— Давай покороче. Постепенно отрастут, если не понравится, — решил дождь.

Отрезал месяц-серп волосы дождика.

Вернулся стриженый дождик в свой город. Пока о бегал к месяцу, ничего хорошего в городе не случилось. Наоборот. Листья на деревьях потускнели, привяли. Цветы на клумбах лепестки опустили — вянут. Люди ходят серые, пыльные, вялые. Засыхают люди. Разволновался дождик.

— Сейчас, — говорит, — сейчас я вас всех быстренько полью, вам легко станет. Оживете сразу.

Люди, цветы, листья обрадовались. Ждут. Смеются. Дождь торопится, распустил волосы-струи, поливает.

— Ну же! — кричат люди.

— Жарко… — плачут цветы.

— Сохнем, — шелестят листья.

— Да что вы, — не понимает дождь. — Я же поливаю.

Бьют короткие струи-волосы, но не достают даже до крыш самых высоких домов.

Сухо. Все суше на земле становится. В пыль рассыпаются цветы, шуршат почти мертвые листья, молчат потерявшие веру люди.

— Да что же вы сохнете, — не понимает, сердится дождь, — Я же поливаю.

Старается, трясет короткими волосами. Не долетают постриженные струи до сухой земли.

И тут только понял дождь, что он наделал. Понял, что пока будут отрастать струи, погибнут цветы, листья, люди…

«Глупый я, беззаботный я», — плакал дождь.

Плакал, плакал, плакал. И слезы его упали на землю. Поток слез.

И встали цветы — ожили! И весело зашелестели листья — ожили! И вздохнули легко люди — ожили!

А дождику долго еще плакать: пока-то отрастут его волосы-струи.

КОШКА И «КУКУШКА»

В одной квартире, современной, удобной, жили хозяйка и ее кошка. Вернее, кошка и ее хозяйка. Хозяйка то на работе, то по магазинам, то по знакомым. Мало ли где может пропадать одинокая приятная женщина, возраст которой определить почти невозможно, да и незачем.

С кошкой все не так: и возраст ее известен — совсем взрослый котенок или совсем молодая кошка, и из дома она никуда не пропадает. Кошка все дома и дома и чаще одна. Кошка скучала. Ну, конечно же, как все кошки она играла шуршащими бумажками, гоняла мячики. Нс ведь она одна и одна. Пока-то дождешься хозяйку.

Кошка пробовала подружиться с телефоном. Ка только он начинал звонить, мчалась к нему из любого уголка квартиры. Прыгала вокруг аппарата, мяукала тихонько дергала за шнур. Но после нескольких звон ков телефон замолкал. Тогда она решила познакомиться с урчащими водопроводными трубами. Даже научилась урчать так же, как они. Но трубы не обращали на кошку никакого внимания.