«Песняры» и Ольга - [23]

Однако ожидание затянулось. На следующий день нас привезли в «Сервис-Мидэм» — большой трехэтажный особняк со множеством больших и маленьких залов, с буфетами и игровыми автоматами. В каждом зале стояли цветные телевизоры, по которым крутили музыкальные программы — и джаз, и рок, и поп-музыку… Информация не умещалась в голове. Зато можно было хорошо отдохнуть и развлечься, чем участники фестиваля и занимались.

Оказалось, что нам негде репетировать, и мы днем знакомились с городом, а по вечерам ходили на концерты.

В рамках фестиваля проходили концерты самых больших знаменитостей мировой поп- и рок-музыки. Мы были приглашены на концерт знаменитого музыканта и композитора, бывшего солиста группы «Йес» Рика Уэйкмана.

Приезжаем на огромное поле, где установлена надувная арена для двадцати или тридцати тысяч зрителей. Мы приехали раньше и могли наблюдать за подготовкой к концерту: рабочие сцены, как муравьи, сновали по площадке, по ширине всего зала устанавливались микшерные пульты — тогда уже мало кто из исполнителей возил с собой звуковую аппаратуру, ее заказывали на месте, как это теперь происходит и у нас. Цепочка из пультов вытянулась метров на двести, видимо, концерты проходили по «плотному» графику. По бокам, с обеих сторон сцены, находились портальные колонки высотою с трех-, четырехэтажный дом.

Видеть такое изобилие звуковой техники мне довелось впервые. В Союзе даже в крутых студиях нельзя было увидеть то, что здесь стояло в чистом поле.

Стала собираться публика. Люди старались занять места поудобней, кое-кто даже забрался на опорные столбы, которые поддерживали купол.

Объявили начало концерта. Зазвучали первые гитарные пассажи, вступили ударные и… нас вдавило звуком в кресла, как при перегрузках. Никакой децибельной каши, все очень чисто, слышен каждый инструмент. Но вместе с тем звук такой плотный, что, кажется, ты не можешь встать со своего места. Где-то неподалеку вверх взмыло сигаретное облако, и я почувствовал характерно-сладковатый запах марихуаны. Концерт начался.

Я не большой поклонник Рика Уэйкмана. Но энергетика живого концерта, его динамизм, а также виртуозность самого музыканта меня покорили.

Наша делегация состояла из восьми человек. Кроме меня и Мулявина, на концерте присутствовали зам. министра культуры СССР, руководитель Госконцерта, главный редактор студии «Мелодия» Панченко, композитор Ян Френкель и еще кто-то из дипломатического корпуса.

После окончания концерта мы вышли из зала с двояким чувством — эйфории от всего увиденного и услышанного и внутренней подавленности. Минут десять мы шли и молчали. Наконец Ян Френкель сказал: «да, это настолько здорово, что можно ох…ть». Тогда все посмотрели на Мулявина и тот сказал: «Если у нас нет такой аппаратуры, на хрена мы вообще гитары в руки взяли». А Ян Френкель добавил: «Это ж молодежная музыка. Чем же наша молодежь хуже? Почему ей нельзя слушать лучшую мировую музыку у нас в Союзе?»

Примерно через неделю после возвращения из Канн мы услышали по радио передачу с участием Яна Френкеля, где впервые были прокручены записи «Битлз». После этого для западной музыки на официальные теле- и радиоканалы дверь немного приоткрыли.

Каждый день выходила газета «Дневник Каннского фестиваля», где печатали всевозможные материалы о фестивале и его участниках, а также слухи и сенсации. В том номере, где поместили статью о «Песнярах», были фотографии и статья о Джордже Харрисоне. Он прилетел на фестиваль инкогнито, но вездесущие папарацци сумели сфотографировать, как он спускался со своей девушкой по трапу самолета к машине.

В Каннах — огромная бухта, в которой стоят небольшие яхты и теплоходы. На берегу, при выходе из бухты в море, был построен летний театр, где в основном проходили концерты фестиваля. Однако «Песнярам» отвели элитный и самый престижный зал казино, где в свое время выступали, пожалуй, все мировые звезды эстрады и оперы.

В день нашего выступления мы оккупировали зал с утра — ставили аппаратуру, проверяли акустику и, наконец, прорепетировали собственное выступление.

А потом мы с Толей Кашепаровым сидели во время репетиции в пустом зале и слушали, как Пугачева пела «Не отрекаются любя». Это было настолько здорово, что после репетиции я пошел к ней в гримерку и спросил:

— Алла, откуда столько чувств и эмоций при пустом зале? Как это у тебя получается?

— Мальчик, если здесь нет, — Алла приложила руку к сердцу, — то ничего не будет.

После репетиции нас несколько огорошили французы, работавшие на сцене и в зале, — один из них довольно неплохо говорил по-русски, так как учился в Москве. Он объяснил, что, если нас будут принимать «на два хлопка», мы не должны расстраиваться, ведь зрителей практически не будет, в зале сидят директора, импресарио и менеджеры, и они сразу начнут прикидывать, можно ли на нас заработать и сколько. И, чтобы не набивать нам цену, хлопать они особенно не будут. В общем, не фестиваль, а рынок «купи-продай».

Началось наше выступление. После первой песни действительно раздались жиденькие хлопочки. Мы к такому приему не привыкли, и настроение, естественно, ухудшилось. Но надо работать дальше. Второй была песня «Реченька», которую мы пели а капелла, без инструментов. Спели. В зале вообще мертвая тишина, ни единого хлопка! Тут мы совсем упали духом: все, думаем, приехали… Не знаю, сколько секунд длилась эта тишина, но нам показалось — вечность.