Песня орла - [30]

Тепло ласкового утреннего солнца потихоньку рассеивало голубоватый ночной туман, и земля, обильно смоченная дождем, постепенно подсыхала. Наморщив носик, Линет глубоко вдыхала приятный запах свежеомытой земли и аромат пряностей, в изобилии росших в небольшом огородике слева от крыльца. Испытывая почти блаженство, девушка была уже готова забыть даже те обстоятельства, что привели ее в этот уединенный дом.

По правде говоря, вина за предательство отца почти перестала угнетать ее и даже порой стала казаться надуманной, особенно в те вечера, когда Райс приходил домой рано и, сидя у огня, болтал с ней и Гранией о всяческих пустяках. Никогда до сих пор ни один человек, включая и ее собственного отца, не разговаривал с Линет так участливо и не интересовался ее мнением с таким любопытством. Порой все трое обсуждали даже такие сугубо мирские вещи, как, например, утверждение Райса о том, что уэльский длинный лук куда мощнее, чем норманнский арбалет. Линет находила такие беседы упоительными, тем более что они с Райсом по молчаливому уговору больше не касались тех щекотливых тем, что подняты были во время их путешествия в Ньювид-Фарм.

Грания упорно смотрела куда-то в угол, и Линет последовала ее примеру, но ничего, кроме грязных унылых стен, нигде не увидела.

– Дело в том, – неожиданно, как всегда, начала Грания, – что дом нуждался в побелке еще до того, как мы сюда перебрались, а для нас двоих, вооруженных кистями, дело это не составит никакого труда. – Лицо ее на миг просветлело. – Вот бы сюда Дэвида! Он так порадовался бы этой работе… – Грания наклонила голову, и на губах ее появилась усмешка, так роднившая эту гордячку с братом. – Хотя я лично и не понимаю, какое удовольствие можно найти в побелке.

Линет улыбнулась тоже. Она была довольна, что работой придется заниматься ей, а не Дэвиду, и совсем не задумывалась о том, откуда Грании известно о его пристрастии именно к этой работе. Девушке слова хозяйки говорили лишь о том, что дела между ними, пусть медленно, но все же идут на лад.

Вчера Грания даже позволила ей не только убираться, но и приготовить на ужин каплуна в молоке под медовым соусом, и когда Орел попробовал это блюдо, то в глазах его запрыгали веселые золотые огоньки, лучше всяких слов говорившие о том, что он доволен и прекрасно помнит разговор о еде в Ньювид-Фарм. Кушанье действительно было отменное.

И тут же, словно угадывая ее мысли, Грания заговорила о вчерашнем каплуне:

– Побелка может подождать до завтра… – решительность вдруг покинула ее, и она замялась. Наконец, прочистив горло, хозяйка дома все же неохотно закончила: – Ты лучше научи меня готовить то блюдо, что подавалось на стол вчера.

Линет растерянно заморгала, но, сдержав удивление, быстро заговорила, отвечая женщине, которая явно против своей воли обращалась к ней с такой просьбой.

– Я с радостью поделюсь с тобой рецептом, но для начала будет лучше, если мы вместе приготовим блюдо чуть-чуть попроще. Мы сделаем его как раз к сегодняшнему ужину! – Затаив дыхание, девушка ждала реакции Грании на столь деликатно сделанное ею предложение.

Что ж, смуглая жительница земли кимеров оценила и предложение, и такт, лоб ее разгладился.

– Ты, разумеется, права – вряд ли брату понравится, если ему на ужин каждый день будут подавать одно и то же.

И смутная горечь минувших бед снова вернула Гранию на десять лет назад, в то время, после которого она стала колючей недотрогой с язвительным острым языком. Никогда не признаваясь себе в этом, Грания все же в немалой степени позаимствовала у брата его мощное оружие – насмешливый цинизм, но, увы, ей недоставало его простоты и обаяния. Обладай она ими, и нужные слова нашлись бы с легкостью. Но вместо этого Грания резко выпрямила плечи и, глядя в лицо норманнке, не жалея себя, сказала:

– Как-то однажды я упрекнула тебя в неумении вести хозяйство, но на деле неумехой оказалась я. По крайней мере на кухне. – Она перевела дух. Извинение было произнесено, но этого Грании казалось мало. Линет заслужила признания, которое снимало бы с нее всякую вину. Встретившись с пленницей глазами и увидев в них теплое сочувствие, хозяйка дома искренне удивилась тому, что эта норманнская девица может не испытывать к ней неприязни после всего перенесенного. Набрав в легкие побольше воздуха и сделав бесстрастное лицо, Грания заговорила снова: – В доме моего отца готовила сначала мать Юнид, а затем она сама, и после его смерти мало что изменилось. Я жила в тех же покоях и ела ту же, приготовленную Юнид, пищу, но теперь уже не с отцом, а с мужем. Так на протяжении четырнадцати лет я, испорченная девчонка, ни разу не прислушалась к постоянным советам Юнид и ни разу не попросила ее научить меня чему-нибудь. И вот теперь оказалось, что я умею лишь сварить на огне мясо да испечь хлеб – и то неизвестно, каким чудом я этому научилась… В те четыре года, что я была замужем за Ллойдом, увезшим меня почти обманом, мало народу осмеливалось посещать наш дом в Абергеле. – Мрачные воспоминания заволокли сердце Грании, и глаза ее сверкнули ледяным блеском. – Я не виделась ни с одной женщиной моего круга, а те, что были рядом, вряд ли могли научить меня искусству хозяйки, которым до этого я так глупо пренебрегала. – Помолчав немного, чтобы справиться с охватившим ее отвращением к самой себе, Грания решила довести свое признание до конца. – Охваченный злобой ко всему, Ллойд мало интересовался подаваемыми ему кушаньями, скорее я первой устала от скудного меню, не изменявшегося месяцами. Тогда я попыталась научиться сама, но, боюсь, из этого вышло мало толку. – Уловив в голосе Грании возмущение ее бывшим мужем, тем, что он был злым, Линет неожиданно была потрясена открытием, что сестра Орла даже не замечает, что сама страдает той же болезнью. – Когда Райс призвал меня сторожить тебя, я думала, что здесь будет и Юнид, и потому впала почти в панику, узнав об ее отъезде. Короче, вот объяснение тому, что я, боясь того, что раскроется моя бесталанность, и умея готовить только тушеное мясо, потчевала им вас беспрерывно. И все же, мне кажется… Словом, я молю Бога о том, чтобы Юнид поскорее вернулась. К несчастью, среди детей вспыхнула настоящая эпидемия, и теперь только ты можешь спасти нас от утомительного «тушеного» однообразия.