Песни настоящих мужчин - [9]

Жизнь не кончена, песня не спета:

Вот вам, братцы, февраль – три сосны под окном

И закат, задуваемый ветром.

Поклянусь хоть на Библии, хоть на кресте,

Что родился не за пустяками:

То ль писать мне Христа на суровом холсте,

То ль волшебный разыскивать камень.

Дорогие мои, не виновно вино,

На огонь не наложено вето,

А виновен февраль – три сосны под окном

И закат, задуваемый ветром.

1972

Сретенский двор

А в тени снег лежит, как гора,

Будто снег тот к весне непричастен.

Ходит дворник и мерзлый февраль

Колет ломом на мелкие части.

Во дворах-то не видно земли,

Лужи – морем, асфальт – перешейком,

И плывут в тех морях корабли

С парусами в косую линейку.

Здравствуй, здравствуй, мой сретенский двор!

Вспоминаю сквозь памяти дюны:

Вот стоит, подпирая забор,

На войну опоздавшая юность.

Вот тельняшка – от стирки бела,

Вот сапог – он гармонью, надраен.

Вот такая в те годы была

Униформа московских окраин.

Много знали мы, дети войны,

Дружно били врагов-спекулянтов

И неслись по дворам проходным

По короткому крику «атанда!»

Кто мы были? Шпана не шпана,

Безотцовщина с улиц горбатых,

Где, как рыбы, всплывали со дна

Серебристые аэростаты.

Видел я суету и простор,

Речь чужих побережий я слышал.

Я вплываю в свой сретенский двор,

Словно в порт, из которого вышел.

Но пусты мои трюмы, в пыли…

Лишь надежды – и тех на копейку…

Ах, вернуть бы мне те корабли

С парусами в косую линейку!

1970

Блажен, кто поражен летящей пулей

Блажен, кто поражен летящей пулей,

Которую враги в него пульнули

И прилегли на травке у реки —

Смотреть, как жизнь из жертвы вытекает.

О, это смерть не самая плохая!

Ну, по сравненью с жизнью – пустяки.

Блажен, кому поможет в этом деле

Полузнакомка юная в постели

Из племени джинсового бродяг.

Вот тут-то случай обнажит причины!

Достойнейшая доля для мужчины —

Уйти на дно, не опуская флаг.

Блажен, кого минует кров больницы,

Где думой не позволят насладиться

Натужные усилия врачей, —

И родственников дальних очертанья

Лишаются уже очарованья

Из-за переполнения очей.

О, как разнообразны переходы

Под новые, сомнительные своды,

Как легок спуск в печальное метро,

Где множество теней мы обнаружим,

Сраженных потрясающим оружьем,

Которому название – перо.

Железное, гусиное, стальное,

За тридцать шесть копеек покупное —

Оно страшнее пули на лету:

Его во тьму души своей макают,

Высокий лоб кому-то протыкают

И дальше пишут красным по листу.

И, мукою бездействия томимы,

Кусают перья наши анонимы,

Вчера – пажи, теперь – клеветники,

Факультативно кончившие школу

Учителя Игнатия Лойолы, —

Любимые его ученики.

Блажен, кто сохранил веселье лада,

Кому в укор противников награда

И чистой дружбы пролитая кровь.

Кто верит в свет надежд неистребимых,

Что нас любовь минует нелюбимых,

Равно как и любимых – нелюбовь!

Март – 30 апреля 1983

Переделкино – Пахра

Спутники

По прекрасному Чюрлёнису,

Иногда – по Остроухову

Мчались мы с одной знакомою

На машине «Жигули».

Заезжали в Левитана мы,

В октябри его пожухлые,

Направлялись мы к Волошину,

Заправлялись, как могли.

По республике Цветаевой,

Через область Заболоцкого

С нами шла высоковольтная

Окуджавская струна.

Поднимались даже в горы мы,

Покидая землю плоскую,

Между пиком барда Пушкина

И вершиной Пастернак.

Некто Вольфганг Амадеевич

Слал нам ноты из-за облака,

Друг наш Николай Васильевич

Улыбался сквозь туман.

Слава Богу, мы оставили

Топь софроновскую побоку,

И заезжий двор Ошанина,

И пустыню Налбалдян.

Между Грином и Волошиным

На последнем переходе мы

Возвели шатер брезентовый,

Осветив его костром.

И собрали мы сторонников

Рифмы, кисти и мелодии,

И, представьте, тесно не было

Нам за крошечным столом!

Сентябрь – декабрь 1981

Авто

Увы, мои друзья, уж поздно стать пилотом,

Балетною звездой, художником Дали,

Но можно сесть в авто с разбитым катафотом,

Чтоб повидать все то, что видится вдали.

Итак, мы просто так летим по поворотам,

Наивные гонцы высоких скоростей.

На миг сверкнет авто с разбитым катафотом

В серебряном шару росинки на листе.

А может, приступить к невиданным полетам?

И руль легко идет к коленям, как штурвал,

И вот летит авто с разбитым катафотом

Там, где еще никто ни разу не летал!

Как просто, черт возьми, с себя стряхнуть болото,

До солнца долететь и возродиться вновь —

Вот дом мой, вот авто с разбитым катафотом,

Вот старые друзья, а вот моя любовь!

Но я спускаюсь вниз. Пардон, – сигналит кто-то.

Мне – левый поворот на стрелку и домой.

Вплетается Пегас с разбитым катафотом

В табун чужих коней, как в старое ярмо.

Май – 6 июня 1983

Пахра

Волейбол на Сретенке

А помнишь, друг, команду с нашего двора,

Послевоенный – над веревкой – волейбол,

Пока для секции нам сетку не украл

Четвертый номер – Коля Зять, известный вор.

А первый номер на подаче – Владик Коп,

Владелец страшного кирзового мяча,

Который если попадал кому-то в лоб,

То можно смерть установить и без врача.

А наш защитник, пятый номер – Макс Шароль,

Который дикими прыжками знаменит,

А также тем, что он по алгебре король,

Но в этом двор его нисколько не винит.

Саид Гиреев, нашей дворничихи сын,

Торговец краденым и пламенный игрок.

Серега Мухин, отпускающий усы,

И на распасе – скромный автор этих строк.

Да, вот это наше поколение, —

Рудиментом в нынешних мирах,

Словно полужесткие крепления

Или радиолы во дворах.