Песни - [39]

Шрифт

Интервал

что время вдруг остановилось,

то легче нам не становилось,

а становилось тяжелей.

Но нас, кого зову я «мы»,

на самом деле так немного,

и не для всех лежит дорога

мимо долин через холмы.

И, хоть в спасительный покой,

срывая путы, рвется тело,

но, как бы тело ни хотело,

ему дороги нет такой.

К чему ты ни приговорен —

к забвенью иль к посмертной славе, —

но одинаковой отравой

несчастный мозг твой напоен.

Простись же, мой далекий брат,

со всем, к чему ты так стремился,

любви и славы не добился,

и денег нет, — так будь же рад!

Так будь же рад, что не один

такой явился ты на свете.

Чем тяжелей, тем дальше светит

твой гордый путь, мой господин!..

Встают холмы из новых лет, —

они не выглядят иначе,

и та же самая задача —

преодолеть, преодолеть!

Преодолеть — и всех затей,

ведь как прекрасен путь окольный!

А мы ползем туда, где больно,

через себя, через детей.

И, в сущности, все тот же путь

в любой стране мы выбираем

и равномерно вымираем,

не доползя куда-нибудь…

В трех нотах музыка плывет,

вполне охватывая тему,

и выясняется, что телу

достаточно и этих нот.

Достаточно и этих нот!..

4–5 марта 1994

Эмблема — «пила и топор»…

Эмблема — «пила и топор»,

хоть плотник ты будь, хоть палач.

Но все же топор — не палаш,

и, значит, «не пойман — не вор».

Вот гулкий пустой коридор,

«глазки» на шеренгах дверей,

конвойный со связкой ключей —

и, значит, «не продал — не вор».

Вот лысина — будто пробор,

слова — то ли воск, то ли нож,

но ты их спокойно кладешь,

и значит, «не куплен — не вор».

Толпою заполненный двор,

вороний растерзанный крик,

услышишь себя в этот миг —

и значит, «не сдался — не вор».

2 февраля 1967

Эрец Исраэль[33]

Вот земля — пустынна и убога.

Что вбирает — все уходит в пыль.

След солдата лег на след пророка —

так слагалась наша с вами быль.

И в какие б дали нас потом

ни разметало время —

здесь мое, все мое — я узнал сразу,

словно запах детских лет.

Всем спасибо, кто трудом и кровью

на болотах возводил сады.

Кто пески пустынь поил с любовью

драгоценной каплею воды.

Чей тяжелый меч разил врагов

и защищал надежно

все, что нам продолжать,

все, что нам строить, —

нашу Эрец Исраэль.

Звездные по ней ведут дороги,

оставляя в душах звездный след.

Музыка надежды и тревоги

в нас звучит, а в ней — и боль, и свет.

Звездные пути над нами

и под нами тоже звезды.

Свет в окне, свет во мне,

свет в тебе — всюду.

Хочешь — видишь, хочешь — нет.

13–18 января 1991

Эта ночь была моя…

Эта ночь была моя —

ни о чем я не жалею.

Невозможно быть смелее,

чем в ту ночь она и я.

Ястреб тут издал бы стон:

шкаф мы сделали трамплином,

приземленье в пианино

или на журнальный стол.

Сторублевая тахта

отработала всю сотню!

Полюбуюсь я охотно

оправдавшей хоть полста.

Встали утром из прорех

дребезжащие пружины.

Если мы остались живы,

это чудо не для всех.

Семь отметин на губах,

я порвал ей грудь и ухо,

но о том, друзья, ни звука,

что оставил ей в зубах…

Пахла серой эта ночь.

Мы тогда еще не знали,

что на этом карнавале

черти с нами заодно.

Но — разрыв. И вот ясна

сей трагедии причина:

я отныне — не мужчина,

девушка, увы, она.

8-10 августа 1977

Южная картинка