Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро - [44]

Что нет любви к тебе у тех людей,

Потоп и смерть на них с небес низверг.

Лишь Ной с тремя сынами уцелел.

⁷¹⁵ Их с женами он погрузил в ковчег

И взял с собой из птиц, скотов, зверей

По паре, так, чтоб с самкой был самец.

Произошла от Ноевых детей

Та наимилосердная из дев,[257]

⁷²⁰ В чьем лоне соизволил ты созреть,

В чью плоть святую дал себя облечь,

Чьей кровью обливался на кресте.

Благословенный  город  Вифлеем

Избрал ты, боже, родиной своей;[258]

⁷²⁵ Там в ночь под рождество увидел свет;

Там первое содеял из чудес —

Анастасии руки дал[259], чтоб ей

Принять тебя, младенца, было чем;

Там смирну, ладан, с золотом ларец

⁷³⁰ В подарок получил от трех царей;[260]

Когда ж они покинули твой хлев[261],

Им путь другой помог найти во тьме,

Чтоб головы им Ирод не отсек;

Там тридцать тысяч неповинных жертв[262]

⁷³⁵ Царь Ирод предал в руки палачей.

Ты по земле как плотский человек

Ходил в теченье тридцати двух лет,

Учил людей, в пустыне пост терпел,

За целых сорок дней куска не съев,

⁷⁴⁰ И взнес тебя на кровлю храма бес.[263]

На пасху, светлый праздник по весне,

В день приношенья пальмовых ветвей,

В Ерусалим ты въехал на осле,

Ворота Золотые сам отверз.

⁷⁴⁵ Чуждался ты надменных богачей,

Был прост, радел о каждом, кто в нужде.

Кров Симон-прокаженный[264] дал тебе.

Ты там среди апостолов сидел,

А Магдалина проскользнула в дверь,

⁷⁵⁰ К твоим ногам приникла, воскорбев,

Омыла их слезами из очей

И кудрями отерла вплоть до чресл,

За что ей вины ты простил, творец.

Иуда, сребролюб и лицемер,

⁷⁵⁵ Тебе за тридцать изменил монет,

Чеканенных в Мафусаилов век.[265]

Тебя лобзаньем выдал он, подлец,

И ты, к столбу привязан, как злодей,

Ночь простоял, а чуть блеснул рассвет,

⁷⁶⁰ Евреями на холм взведен был, пеш.

Голгофою зовется он досель.

Ты на плечах влачил тяжелый крест,

Был в рубище позорное одет,

И, что ни шаг, в лицо и по спине

⁷⁶⁵ Тебе удары наносила чернь.

Ты на кресте в мучениях висел,

И плоть твоя изнемогла совсем,

А сотник Лонгин[266] с радостью в душе —

Он был тогда еще духовно слеп —

⁷⁷⁰ Бок прободал тебе копьем, глупец,

И руки обагрил в крови твоей,

Но глаз коснулся ими — и прозрел,

И горестно раскаялся в грехе,

И вины ты простил ему, творец.

⁷⁷⁵ Пришел к кресту Иосиф[267] в темноте,

И Никодим[268], как тать, прокрался вслед.

С креста был снят ты ими поскорей,

И унесен, и погребен в скале[269],

Однако же на третий день воскрес,

⁷⁸⁰ Спустился в ад[270], проник до самых недр

И вызволил оттоль своих друзей,

К нечистому давно попавших в плен.

Мне помоги, небесный наш отец,

Не дай костьми на поединке лечь.

⁷⁸⁵ Я с нехристем сразиться должен днесь,

А враг мой росл, могуч, широкоплеч,

Мне, богоматерь, помоги в борьбе,

Чтоб христиан не уронил я честь,

На вечный стыд и срам своей родне».

⁷⁹⁰ Перекрестился граф и встал с колен.

Тут изменился сарацин в лице,

Смутился и к Гильому подлетел:

«Таиться от меня, француз, не смей.

Признайся, с кем так долго вел ты речь».

⁷⁹⁵ «Скажу по правде, — граф ему в ответ.—

Молился я сейчас царю небес,

Чтоб он помог мне в доброте своей,

И на куски тебя рассек мой меч,

И ты нашел себе могилу здесь».

⁸⁰⁰ Эмир вскричал: «Ты не в своем уме.[271]

Ваш бог не так могуч и милосерд,

Чтоб надо мною верх ты взять сумел».

Граф рек: «Срази тебя господь, наглец!

Коль не оставит бог меня в беде,

⁸⁰⁵ Сегодня же с тебя собью я спесь».

Но турок вновь: «Ты не в своем уме.

Признай, что твой Христос не бог, а лжец

И что его сильнее Магомет,

И больше всыплю я тебе в кошель,

⁸¹⁰ Чем у твоей родни всей вместе есть».

Граф рек: «Срази тебя господь, наглец!

Отступником не стану я вовек».

«Я вижу, — молвил турок, — ты гордец.

Посмотрим, так же ль ты и в схватке смел.

⁸¹⁵ Скажи, кто ты таков, да лгать не смей».

«Узнай же правду, — отвечал храбрец.—

Я не таил ее ни перед кем.

Меня нарек Гильомом мой отец,

А был им Эмери, что стар и сед.

⁸²⁰ У  Эрменгарды,  матери моей,

Сынов, опричь меня, родилось шесть:

Бернар, что получил Бребан в удел;

Эрнальт Геройский, чей близ моря лен;

Гарен, молвой прославленный уже,

⁸²⁵ И Бёв де Коммарши, лихой боец,

С Гибером д'Андерна́, меньшим из всех.

Приходится мне братом и Аймер,

Но этот — редкий гость у нас в семье:

Он днюет и ночует на войне —

⁸³⁰ Славян и сарацин громит везде».[272]

Едва с ума не свел эмира гнев.

Он выпучил глаза, побагровел:

«Трус, не переживешь ты этот день,

Раз вы с моей роднёю во вражде».

XXIII

⁸³⁵ Бросает графу сарацин надменно:

«Гильом, я вижу, не в своем уме ты,

Коли в того, кто слаб и жалок, веришь.

Ваш бог сидит за облаками в небе,

А здесь он и арпаном не владеет:

⁸⁴⁰ Земля есть достоянье Магомета.

Все ваши таинства, обряды, мессы,

Причастие,   венчание,  крещенье

Мне легковесней кажутся, чем ветер.

Я христианство почитаю бредом».

⁸⁴⁵ Граф рек: «Наглец, срази тебя предвечный!

Не вера у тебя, а вздор нелепый.

Твой Магомет, как каждому известно,

Спервоначалу был к Христу привержен[273]

И наше проповедовал ученье,

⁸⁵⁰ Но занесло его однажды в Мекку,

Где он вином упился невоздержно,

Свининой  мерзопакостно   объелся.

Кто бога видит в нем, тот глуп безмерно».

Ответил нехристь: «Ты солгал бесчестно,

⁸⁵⁵ Но коль ты внимешь моему совету

И веру без раздумий переменишь,

Я столько дам тебе земель и денег,

Что весь твой род сполна имеет меньше,