Песнь о Нибелунгах - [76]

Стараясь лишь не поразить маркграфа самого.

Не видел мир поныне второй такой резни.

Трещали, разрываясь, подщитные ремни,

И со щитов каменья летели в кровь и грязь,

И дико лязгали мечи, о панцири щербясь.

Маркграф не ведал страха и первым шёл туда,

Где злей всего кипела кровавая страда.

Наглядно доказали дела богатыря,

Что он за храбрость был молвой превознесён не зря.

Как Гунтер, так и Гернот отважно бой вели.

Бехларенцев нещадно рубили короли,

А Гизельхер и Данкварт сражались так с врагом,

Что стал злосчастный этот день для многих Судным днём.

Но Рюдегер достойный не отставал от них,

Без счёта истребляя бургундов удалых,

Чем был один из рейнцев так сильно разъярён,

Что смертный час бехларенца решил приблизить он.

Вскричал могучий Гернот — так звался рейнец тот:

«Мне, Рюдегер, терпенья уже недостаёт

Смотреть на то, как косит моих мужей ваш меч.

Я вижу, смерти вы нас всех намерены обречь.

Столь многим нашим людям вы принесли кончину,

Что я подарком вашим убить вас не премину.

Ко мне оборотитесь, чтоб рассчитаться мог

Я с вами за полученный в Бехларене клинок».

На многих яркий панцирь от крови потемнел,

Пока маркграф добраться до Гернота сумел,

И всё ж, до славы жадны, они вступили в бой,

Щиты свои надёжные держа перед собой.

Однако не укрыться им было за щитами —

Любую сталь герои могли пробить мечами.

Сквозь шлем удар смертельный маркграф нанёс врагу,

Но не остался и король у недруга в долгу.

Взметнул над головою он Рюдегеров дар

И, кровью истекая, нанёс такой удар,

Что меч завязки шлема рассёк, пройдя сквозь щит,

И удалец бехларенский был наповал убит.

От сотворенья мира до нынешних времён

Даритель не был хуже за щедрость награждён.

С маркграфом рядом рухнул его недавний враг,[346]

И Хаген, это увидав, в сердцах промолвил так:

«Безмерную утрату сегодня понесли мы:

Смерть двух таких героев — ущерб непоправимый.

Вот и пускай залогом расплаты за него

Останутся бехларенцы здесь все до одного».

Воскликнул Гунтер: «Горе! Мой милый брат угас.

Все мыслимые беды обрушились на нас.

И Рюдегера тоже мне вечно будет жаль.

Постигла обе стороны великая печаль».

Когда о смерти брата млад Гизельхер узнал,

Пришлось куда как худо тем, кто ворвался в зал.

Такую там дружину смерть набрала себе,

Что ни один бехларенец не уцелел в борьбе.

А после Хаген, Данкварт, и Фолькер из Альцая,

И Гизельхер, и Гунтер, оружием бряцая,

Пошли туда, где Гернот с маркграфом полегли,

И слёзы у богатырей от скорби потекли.

«Смерть, — Гизельхер промолвил, — крадёт у нас друзей.

Но осушите слёзы, и встанем у дверей,

Чтоб ветер наши брони немного остудил.

Увы, сегодня умереть Господь всем нам судил».

Остались вновь без дела бургундские вассалы.

Кто прислонился к стенке, кто сел на что попало,

И удивился Этцель, что в зале шум утих —

Ведь он не знал о гибели бехларенцев лихих.

Разгневалась Кримхильда: «Хорош у нас слуга!

Честь короля ни капли ему не дорога.

Нет, Рюдегер не только не покарал врагов,

Но и без боя отпустить их всех на Рейн готов.

Напрасно не скупились мы на дары ему.

Неверен оказался он долгу своему

И с нашими гостями пошёл на мировую».

На это Фолькер сверху дал ей отповедь такую:

«К несчастью, вы ошиблись, и я сказал бы вам,

Не будь грешно за лгуний считать столь знатных дам,

Что Рюдегера нынче вы низко оболгали.

Нам мира ни его мужи, ни он не предлагали.

Маркграф приказ так честно старался исполнять,

Что смерть со всей дружиной пришлось ему принять.

Искать слугу другого я вам совет даю —

Свой долг исполнил до конца бехларенец в бою.

Сейчас вы убедитесь, что Рюдегер сражён».

И труп на зло Кримхильде к дверям был принесён,

Чтоб Этцель мог увидеть его бескровный лик.

Впервые гуннскую страну такой удар постиг.

Едва ли мы сумеем вам передать словами,

Как обливались дамы и витязи слезами,

Какой жестокой болью терзатась их сердца,

Когда им был показан прах усопшего бойца.

Рыдала королева, от горя побледнев,

А разъярённый Этцель, рыча, как грозный лев,

И повергая в трепет всех, кто стоял кругом,

Скорбел во всеуслышанье о леннике своём.

Авентюра XXXVIII О том, как были перебиты дружинники Дитриха

Стенаньями и плачем был оглашён дворец.[347]

Один из храбрых бернцев услышал наконец,

Как гунны причитают и льют потоки слёз.

Об этом воин Дитриху немедленно донёс.

Сказал он господину: «Спешу вам доложить,

Что, хоть пришлось довольно на свете мне пожить,

Таких истошных воплей не слышал никогда я.

Боюсь, что с нашим королём стряслась беда большая.

Он иль жены лишился, иль сам в бою убит.

С чего б иначе плакать всему двору навзрыд?

Наверно, зла немало понатворили гости,

Коль стонут гуннские мужи от горя и от злости».

Ответил витязь бернский: «Не будь в сужденьях скор.

Быть может, ты выносишь пришельцам приговор

За грех, свершённый теми, кто их втянул в беду.

Я обещал бургундам мир и слово соблюду».

Воскликнул смелый Вольфхарт: «Я выспросить берусь,

Что гуннов повергает в такую скорбь и грусть;

Когда же разузнаю, о чём они вопят,

С известьями, мой государь, к вам поспешу назад».

На это Дитрих молвил: «Где всё кипит враждой,

Там праздные расспросы кончаются бедой —

Лишь пуще раздражают они бойцов всегда.

Вы, Вольфхарт, вспыльчивы, и вам нельзя идти туда».

Он приказал, чтоб Хельфрих шёл ко двору скорей