Песнь надежды. Том 1. Том 2 - [23]

Не вижу.

Видимо, это он и прочитал в моих глазах.

— Да, по мне не видно. Но такой я человек, — пожал он плечами. — Не могу терпеть эти нежности, как твоя мать или сёстры. Но я и не женщина, в конце концов.

Будто только женщины способны на проявление чувств. Спорим, что матери этого паренька ты вдуваешь с собачей радостью на лице и мнёшь её всю с чувством похоти и любви? Так что не загоняй мне про то, что тебе это чуждо. Просто этот Тэйлон не является твоим любимчиком, вот и всё. И для тебя это просто новость, как если бы объявили о войне на другом конце королевства. Хотя может и тогда у тебя бы эмоций больше было.

Хотя мужика перед собой я и не виню. Сложно любить слюнтяя, когда будущее твоего род зависит от того, каким будет твой сын. И, судя по всему, Тэйлон утащил бы ваш род на дно своей слабохарактерностью. Я был свидетелем, когда такие вот, как Тэйлон, утаскивали за собой кучу народу. Вроде и неплохие парни, не всем быть терминаторами, но всё равно относиться к ним хорошо сложно.

— И всё же, повторюсь, я рад, что ты вернулся, — на его губах мелькнула улыбка и пропала. — Но у меня есть вопрос к тебе.

— Какой?

— Я не буду спрашивать про твою смерть. Я знаю, как работает бюрократия и какие ошибки она иногда допускает. С этим ничего не поделать. Но вот контракт длится три года. Как так получилось, что ты вернулся сейчас? Через год, а не три, как положено?

— Не рад меня видеть? — не удержался я от шпильки. Да, я не дипломат. Но такой вопрос просто очень хотелось задать.

— Рад. Даже если ты сбежал, рад. Терять сына чёрт знает где мне не хочется. Но всё же хотелось бы знать, чтобы быть готовым к последствиям. Подготовить… почву.

Я ничего не ответил. Полез в сумку и достал оттуда грамоту, которую нам выдали перед отбытием. Она, как мне сказали, и была подтверждением того, что мы получили разрешение на досрочную сдачу службы. Я не знал, что там написано, но мне и не нужно было. Протянул ему грамоту и откинулся на спинку, наблюдая за реакцией.

Но реакции особой не было, отец парня умел держать маску и не показывать своих истинных эмоций. Поэтому за всё время чтения документа он лишь раз посмотрел на меня слегка удивлённым взглядом.

Что не укрылось и от парня в комнате.

— Что там, отец? — полюбопытствовал он.

Сын, значит. И мой брат. Явно старший.

— Здесь? Оказывается, Тэйлон вернулся к нам в звании каппера.

— Ка… серьёзно? — удивился тот. Протянул руку, выхватил листок и сам перечитал всё. — Да ладно, быть не может, — брат посмотрел на меня. — Тэйлон, серьёзно? Ты каппер?

— Старший каппер, — поправил я его.

— Старший каппер? — повторил он. — А уходил разве не младшим линнером?

— Да, младшим линнером, — теперь отец смотрел на меня совершенно иным взглядом. Изучающим, оценивающим. Как боец смотрит на захваченную технику, прикидывая, что из неё получится. — А стал старшим каппером. Это значит, что нашего Тэйлона повысили всего за год четыре раза.

— Ясно… — протянул брат Тэйлона. — А револьверы? Тебе их выдали, как другим капперам? Давай показывай, не томи уже!

Вот уж противоположность семье этот брат. Он бодрый, словно насмехающийся над церемониальным поведением остальных и ставивший себя в противоположность.

— Если тебе не сложно, Тэйлон, не мог бы ты достать все награды, что ты получил? Я уверен, что к грамоте прилагалась и медаль, — попросил уже отец.

Я знаю, зачем ему это. Он оценивал новый ресурс. Уходил один, вернулся другой, и теперь надо понять, что с ним делать и куда приспособить. Ни грамма любви, лишь холодная расчётливая логика, которая помогает роду существовать.

И у меня был резон отказаться — это полностью разрушит картину того, кем я был. Они, скорее всего, поймут, что перед ними практически другой человек. Да, их сын (в мирах очень редко кто знает о попаданцах. На моей памяти их можно на пальцах рук пересчитать), но уже другой.

Чужой.

С другой стороны, сказать им: «Нет, не покажу» — слишком странно. К тому же, чем лучше меня оценят, тем больше возможностей мне предоставят. Чем больше возможностей, тем быстрее исполню миссию, какой бы она ни была, хотя о её причинах в свете последних событий я догадываюсь. Что так, что эдак, всё равно уже показал, что стал другим.

Поэтому я положил перед отцом два револьвера, поблёскивающих в лучах солнца из окна, и футляр, в котором они хранились до этого. Сейчас там были медали, которые мне дали. Я без какого-либо стеснения высыпал их на стол.

Диор (если я не ошибаюсь, так брата зовут) аж присвистнул, чем заслужил строгий взгляд отца, но не заметил его.

— Ну и наградили тебя, братец…

Он осторожно взял револьвер.

— Они заряжены, — предупредил я.

Отца револьвер не заинтересовал, он в первую очередь потянулся к медалям. Ну ещё бы, гордость рода, все дела — револьверы и так понятно за что, а вот медали и ордена… Такими вещами понтоваться удобнее. Они особенно хорошо выглядят на мундире. Правда, в тех мирах, где я их получал, вешал обычно на одежду напротив сердца. Не буду врать, несколько раз мне это спасло жизнь.

Словно монеты, он одним пальцем начал их отодвигать в стороны. Уверен, что он знал каждую из них. За честь и мужество, за защиту границ, за боевые заслуги, медаль пехотинца… военный орден.