Песнь надежды. Том 1. Том 2 - [21]

— Шрам, — мне очень хотелось съязвить, но я обошёлся банальным объяснением.

— Я вижу, что шрам, Тэйлон. Откуда на твоём лице эта уродливая зарубина?

На войне блять получил. Что за тупой вопрос? Ты действительно хочешь ответа?

— Мне чуть не отрезали голову, — так же негромко ответил я. — Я увернулся. Другим повезло меньше.

— Меня не волнуют другие, Тэйлон, — тут же холодно ответила она.

Что? Ты мне сейчас это на полном серьёзе говоришь, женщина?

Мать-диктатор. Мать-контроль. Мать-генерал. Раньше я о таких слышал от других солдат, которые сбегали от них в армию, но теперь вижу вживую. Понятно, почему парень тряпка и почему он решил убежать. У неё даже сейчас голос такой, словно меня за уроки отчитывают.

— Ты решил, что раз стал солдатом, можно перестать следить за собой? — холодно поинтересовалась она. — Ты член рода Бранье, Тэйлон, а не мальчишка с улицы.

«Прости, немного сложно полировать ноготки, когда тебе пытаются или отрезать голову, или откусить её».

Именно это мне очень хотелось ей ответить, но я решил промолчать. Не знал, как бы отреагировал настоящий Тэйлон. Нельзя показывать, насколько я изменился, это может породить проблемы.

Когда ты появляешься в армии, всё всегда просто. Тебя плохо знают и иногда не замечают перемен. Если замечают, то списывают это на контузию, шок, смену характера из-за увиденного. Во время боя или посреди плаца — всё равно мало кто заметит, что ты уже другой. На войне и в армии люди меняются и смену личины легко скрыть. Даже для близких друзей всегда есть отговорка.

Но мать — это другое. Это семья, это слишком близкий человек. Не надо быть чёртовым ИИ, чтобы понять, что твои изменения заметят практически сразу. Я не строил иллюзий, что смогу скрыть перемены. Эта женщина их уже отчётливо видела. Но можно было как минимум не показывать, насколько они радикальны, чтоб всё списали на войну.

Потому было главным больше молчать, меньше раскрывать рот, внимать и слушать, чтоб освоиться.

Но проблемы на этом не закончились.

Мой взгляд скользнул ей за спину: там в ожидании своей очереди стояли две девушки. Одна из них сильно походила на мать. Видимо, сёстры. У одной волосы светло-коричневого цвета, а у другой русого, как у матери. И та, что русая, чуть выше своей сестры.

Для женщины это не осталось незамеченным, поэтому она обернулась и, кивнув, отошла в сторону, позволяя этим двум девушкам подойти ко мне поближе. Они слегка поморщились, глядя на меня, но, тем не менее, обняли. Слишком крепко обняли, будто хотели попробовать меня на прочность. И я практически сразу уловил аромат… чего-то приятного. Нет, не химический и не духи, а… живой запах… Очень нежный и тонкий аромат тела. Не помню, когда в последний раз чувствовал его. Запах волос, запах кожи…

Стояк… твою мать…

Мой аромат они тоже учуяли, так как, поморщившись, всё же отстранились. Можно было похвалить их за одно то, что они так долго рядом со мной держались.

— Вернулся всё-таки… Ты когда мылся в последний раз, брат? В армии чистота под запретом? — спросила одна, та, что с коричневыми волосами.

— Или выглядеть как бродяга — последний писк моды среди военных? — фыркнула другая, белобрысая. — Говоришь, можешь о себе позаботиться?

Стервы. Пнуть бы обеих…

— Я тоже рад вас видеть, — ответил я спокойно, но сразу понял, что не такой реакции они от меня ожидали.

Обе переглянулись между собой, после чего переглянулись со своей матерью и вновь посмотрели на меня. Поняли? Да, уже поняли, что я изменился, но не поняли, насколько. Что ж, не дуры (надеюсь), поймут (тоже надеюсь), что люди после войны меняются.

— Тебя звал отец, — сообщила с коричневыми волосами.

— Отец? — нахмурился я.

Хотя это логично, что он хочет меня видеть. А судя по тому, что меня ещё и вызывают к себе, а не встречают сами, он ещё тот… интересный человек. Когда у тебя сын возвращается из мёртвых, а ты вызываешь к себе как ни в чём не бывало, это о многом говорит. Про сестёр не знаю, но невозмутимая мамаша парня сразу прибежала и даже позволила себе слабость. Так что отец мог бы подать вид, что хоть как-то рад моему возвращению.

Правда, с другого угла глянуть — я не знаю, какие были отношения между отцом и сыном.

— Что нужно отцу? — тут же спросила мать. А на моё плечо легла тяжёлая рука диктатора в платье.

— Я не знаю, мама, — пожала та плечами. — Он велел, я передала.

— Так передай отцу, что…

— Я хочу встретиться с отцом, — перебил я её.

И вновь тишина.

Ну ладно, я уже спалился по самое не хочу. Так почему бы сразу не узреть всю нашу семью в полном составе? Буду хотя бы знать всех представителей этого прекрасного рода и не перепутаю их со служанками и дворецкими.

— Тэйлон, я не считаю, что это хорошая идея, — в голосе матери сквозили холод и неудовольствие. — Ты после дороги, ты бледен, тебе нужно помыться…

— Особенно помыться, — тут же вставила одна из сестёр.

— …тебя должен осмотреть лекарь, ты должен выспаться. Поэтому твой отец, который решил не выходить, а позвать к себе даже после произошедшего, может снизойти до родного сына и прийти сам. Сегодня, а лучше завтра, когда ты отоспишься.

Меня чуть не смыло заботой. Да, холодный и твёрдый тон уверенной в себе женщины, которая не привыкла слушать пререкания, но людей судят по поступкам, верно? Да и её выражение с голосом, когда она меня обняла, я тоже не забыл. Только вот…