Пещера - [8]

Ты, возможно, не так далек от истины относительно чтения дома, но в Комиссии думают иначе, и я чрезвычайно этому рад. Я разделяю мнение, что непосредственное присутствие естественного интеллекта необходимо в нашей работе, хотя на сегодняшний день мой Сурик вполне обходится без меня. Ты догадался, надеюсь, что я говорю о моем роботе. Он готовит отчеты, работает над переводами, составляет словари. Иногда я выборочно читаю то, что он считает достойным моего внимания. У него свои правила, и я ему доверяю. В остальное время я предаюсь чтению и размышлениям. Давно забытое занятие на Тисе.

С нетерпением жду твоего ответа.

Немногословный.

* * *

– Нет, не на Северном полюсе. С этим ничего не получилось. Он на каком-то безымянном пике в районе Крыши Мира.

– А я думал, на Северном полюсе. Последний раз он об этом говорил. Когда вернется?

– Через две-три недели, наверно. Я не знаю. Теперь с ним нет никакой связи. Пропадает, потом появляется.

– Как у вас дела, как сынок?

– Неважно. Саша постоянно болеет, не знаю, что делать.

– Что такое?

– У него все время головные боли. То пройдет, то опять вернется.

– Головные боли? Он еще слишком молодой для них.

– Не знаю, что делать.

– Он простывает, температурит?

– Температура иногда поднимается, но простывает он редко. Вдруг начинает жаловаться: мама, у меня голова болит.

– А что врачи говорят?

– Наш врач ничего не говорит.

– Может, нужно показать другому?

– Хочу отвезти его на обследование. Я очень беспокоюсь.

– Давно у него это?

– Уже несколько недель. Он и раньше жаловался, но не так. А теперь чуть не плачет.

– Ну!

– Да, очень сильно болит.

– Бедняжка. Ему одиннадцать?

– Двенадцать.

– Большой. Как быстро растут.

– Почти перерос меня.

Павел всегда получал удовольствие от бесед с женой Дмитрия. Молодость и привлекательность женщины, несомненно, тому способствовали. Не мешал также очень приятный низкий голос и то, что они общались на равной ноге, несмотря на относительно юный возраст Тамары. С первой женой Дмитрия у него не было таких теплых отношений, даже во времена их общей молодости. Тамара Павлу нравилась. В ее голосе сегодня звучала необычная тревожность.

– Ну ты не беспокойся. Все обойдется. Помощь нужна? Кто вас отвезет на обследование?

– Старший брат позаботится.

– Молодец. Когда?

– На следующей неделе.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Держи меня в курсе. Если что-то нужно – не стесняйся, сразу звони.

– Спасибо.

Павел положил трубку, подумал немного и направился в ванную. Предстояло побриться. Он щелкнул выключателем. Мало света. Здесь ему нужно больше света. Не богатого солнечного, который оттеняет каждую впадинку, каждую неоднородность, каждую непрошеную примету. Здесь ему нужно много света от раскаленных спиралей лампочек. Неумелого света, который легче обмануть. Он старался улыбаться своим мыслям.

Крем для бритья лег бугорком на длинные волоски помазка. Павел приложил его к правой щеке и стал размазывать. Затем перешел на верхнюю губу, подбородок, левую щеку и на шею. Он отложил помазок в сторону, взял в руки лезвие и вгляделся пристально в зеркало своими прищуренными глазами. Оттуда на него смотрел малознакомый ему человек. Павел опять отложил более плотное знакомство на другое время. Где реальность, здесь или там? Не дожидаясь от себя ответа, он вернулся в свой мир и еще раз заставил себя улыбнуться.

Он перевел взгляд на висок левой щеки и провел бритвой от начала виска до края скулы. После еще нескольких движений вся щека очистилась от крема и волос. Он перешел на правую щеку. Затем на шею и подбородок. Последним участком была, как всегда, верхняя губа.

Он помыл под струей воды лезвие, затем помазок и положил их на свои места. И стал смывать остатки крема с лица теплой водой из ладоней, нащупывая пальцами плохо выбритые участки. Затем, не поворачиваясь, дотянулся до полотенца и вытер им лицо. Наступило время для заключительного взгляда на человека в зеркале. Павел заставил свое лицо расслабиться в улыбке и поднял глаза.

Никогда нам не привыкнуть друг к другу, никогда не подружиться. Были времена, когда мы с тобой были очень похожи. Что случилось? Плохо стали видеть глаза? Не напрягай их так, все равно не помогает. Не надувай щеки. Лучше улыбнись пошире. Вот, так значительно лучше. Он повесил полотенце, погасил свет, вышел из ванной и остановился у открытого настежь окна их спальни.

В свежем воздухе улицы чувствовалось тепло поднявшегося высоко солнца. Его лучи пробивались сквозь поредевшую листву дуба, оставляя веселую рябь на белом подоконнике. Позади тихого двора монотонно жужжал воскресный город, не нарушая безмятежности и спокойствия белесого неба.

Оно здесь. Он ощущал его кожей, вдыхал вместе с воздухом. Оно здесь. Всегда рядом. Только снаружи. Иногда касается его чувств и мыслей, но не проникает глубоко, не возбуждает беспричинной тихой радости и счастья. Так, как – он помнил – оно делало когда-то давно, когда в его сердце еще не поселилась безрадостность. Не вернуть – уколола безнадежная мысль.

Он отказывался этому верить. Он устроен просто, не такая уж это сложная машина – человек. Можно починить. По крайней мере этого человека. Нужно только постараться понять его глубже, чуть-чуть глубже. Познать себя. Достойнейшее из занятий. Помогло ли оно кому-либо когда-либо? Не знаю и не хочу знать. Мне нужно починить только одного человека. Ни на кого больше не похожего. А до других мне нет никакого дела.