Песчаный фён. Часть первая - [27]

— Быстро! Немедленно ведите его на флагман флота! Слышали? Доставить живьем!!! Вы четверо! — указал Куохтли на наиболее сообразительных, — за мной!

Он развернулся и покинул злосчастный переулок. Куохтли не удостоил более никого взглядом, но этого и не требовалось. Солдаты находились в состоянии, близком к паническому шоку. Глава группы, пробравшийся глубоко в тыл врага, вымолвил всего два слова:

— Секир башка!

И мелко перекрестился. Кивнул на обожженное тело, спасти его можно было лишь чудом. Подчиненные, в состоянии полного морального и духовного потрясения, повиновались беспрекословно.

Пока десантники грузили останки разведчика на носилки, Глава филиала разведки и еще четверо «смышленых», как прозвал Фернандо своих спутников, спешили к тюрьме. Скрываться более не имело смысла. Все равно эти остолопы наверняка уже догадались о происходящем. Гленн ошибся поворотом, сомнений не было. Так и оказалось. За следующим переулком, пересеченным бегом, обнаружился дворик, убогое подобие площади. В самом ее центре стояла маленькая коморка, возле которой паслись семеро оборванцев. Завидев из-за поворота пятерых землян, они начали палить во все стороны, по чем зря транжиря и без того бедные запасы патронов. Укрывшись за углом облезлой, но все еще в приличном состоянии пятиэтажки, Куохтли милостиво предложил им сдаться. Взаимовыгодная сделка была принята обильной порцией свинца, застрявшего в стенах окрестных домов. Зацепить профессиональных военных горе-ополченцы, при всем желании, не могли.

— Может, бросить парочку? — спросил один, не в меру нетерпеливый боец, указав на гранаты.

— Нет, — отрезал Куохтли, сверкнув глазами, — подождем, пока у них закончатся патроны.

Укрываясь от града сыплющихся пуль, прождали минуту, но патроны у повстанцев не больно-то спешили заканчиваться.

— Поджариться на сковородке! — воскликнул один из солдат, сдвинув каску на бок. — У них там что, переносной арсенал?

— Погодь радоваться, Санька! Сейчас еще полевую артиллерию притащат! — сказал кто-то за спиной.

Прождали еще две. Но огонь вроде даже уплотнился. Рискуя пасть жертвой собственного любопытства, Глава филиала разведки высунул нос на обозрение автоматных стволов и к неудовольствию заметил, что счастье привалило в двойном размере. На шум схватки прискакало еще никак не меньше дюжины.

— Их число растет в геометрической прогрессии, — сообщил Куохтли и прибавил, — ну, если не хотят по-хорошему, будет по-плохому. Давайте сюда гранаты. Целиться в группы людей. К центральному зданию близко не бросать.

Завязался короткий, но ожесточенный бой. Пули свистели в паре сантиметров от носов, рук, ног и ушей солдат. К счастью, большой разброс при стрельбе и неопытность вояк спасали от серьезных ранений. Десантники, расставаться с жизнью не спешившие, забрасывали противника гранатами, впрочем, много последних не потребовалось. Не прошло и двух минут, как площадь можно было с уверенностью отдавать под артиллерийский полигон. Уцелевшие здания держались, что называется, на соплях и могли развалиться от любого чиха. Обуглившаяся до равномерно расползшегося по всему, что только можно было, черного цвета площадь стала идеальным местом для маскировки черных кошек. Тут и там, среди обломков стен и выбоин, от разрывов виднелись человеческие тела, больше походившие на… На них никто старался, проходя мимо, не смотреть. Посмотрев на одного из повстанцев, лежавшего у самого здания в центре площади, которое почти не пострадало, Куохтли мысленно содрогнулся от увиденного и вынес вердикт: «Смерть от ожогов и болевого шока, кремированию не подлежит». И впрямь работа больше подходила не для священнослужителей, а для дворников. Посочувствовав беднягам, Фернандо подошел в сопровождении своего эскорта к двери в тюрьму и дернул за ручку.

Двое охранников Эриха, отведя его до какого-то ветхого домишки с охраной, завели внутрь, грубо спустили по лестнице и без всяких церемоний впихнули в подвал, кишевший такими же узниками, как и он. Все они непробудно спали. Еле-еле дополз до ближайшей стены и только там позволил себе взглянуть на ногу, всю дорогу болевшую так, будто туда раскаленный металл залили. Как и подозревал Берне, рана, хотя жизни серьезной угрозы и не представлявшая, все же лишила его подвижности. Пуля прошла ногу на вылет, пропоров икроножную мышцу, и выпила из него немало крови. Поэтому, не теряя ни секунды, Эрих перевязал рану. После чего, чувствуя неимоверную усталость и понимая, что бежать некуда, смежил веки и отошел ко сну.

Снилась полная околесица. И просыпавшиеся не раз и не два от диких воплей Эриха узники с состраданием смотрели на обливающегося холодным потом разведчика. У него был сильный жар, в месте раны началось отмирание тканей. Единственным хорошим известием во сне было явление ему семьи, те сострадательно улыбались и что-то говорили. Он расслышал лишь слова жены: «Крепись!» и своего брата: «Не смей умирать, слышишь, мы еще не изучили процессы молекулярно-химического распада у инфузорий в условиях марсианской атмосферы!!!»

Пробудился от жуткого, просто невыносимого грохота. Он огляделся по сторонам. Его по-прежнему окружали стены. К ним прислонялись встревоженные заключенные. Чувствуя, как лихорадочно горят его щеки, Эрих вслушивался во тьме. Над камерой гремели шаги солдат и их приглушенные крики. С улицы, столь далекой и недосягаемой, слышался гул разрывов, вопли раненых и голоса. Один из них, резкий и трескучий, был до боли знаком. Это Куохтли пришел его выручать, да не один! «Интересно, кого он с собой прихватил, неужто Гленна? Нет, слишком много шума…» — подумал Эрих. Наконец грохот стих. Послышался скрип открываемой двери. И тут же звуки автоматных очередей. Сквозь них донесся голос Куохтли: