Песчаный фён. Часть первая - [10]

Тут в голову председателя пришла мысль. Раз делать пока нечего, стоит ознакомить с ситуацией опытного политика. И Генрих на эту роль подходил как нельзя лучше. Последнюю неделю Бинн регулярно жаловался на бессонницу. Джеймс набрал номер бывшего премьер-министра Великобритании. На звонок долго никто не отвечал. Наконец в трубке раздался раздраженный голос Бинна:

— Джеймс, ты с ума спятил! Третий час ночи на дворе! Я только уснул! Скажи, ты надо мной издеваешься?

Неувязочка вышла…

— Извини, Генрих! Я думал, у тебя, как всегда, бессонница.

— Думал он!.. Чем, позволь спросить, желудком?

— Очевидно… — согласился Виндслоу.

— Так ты как? Просто поболтать позвонил или за советом?

Председатель замялся, не зная, с чего начать.

— За советом, значит, — безапелляционно заявил Бинн.

— Да… Послушай, а ты таблетки от сердца перед сном пил? — невпопад спросил Джеймс.

— Нет, а что?

— Выпей.

— Я что-то перестал понимать, ты позвонил советоваться или ужастик рассказывать?

— И то и другое, — ответил Виндслоу.

— Сейчас. В телефоне минуту стояло молчание, прерываемое звуками, сопутствующими глотанию воды.

— Ну? С чего начнешь?

— Со всего сразу, — невесело улыбнулся Джеймс. — На Марсе подняли восстание планетарного масштаба.

Вопреки ожиданиям, бурной реакции не последовало.

— Знаю, — спокойно проговорил Бинн.

Председатель чуть не выронил телефон. Недоуменно уставившись в одну точку, секунд десять он переваривал услышанное.

— Знаешь? — недоверчиво переспросил Виндслоу.

— Джеймс, ты вроде бы не дурак, но как был тормозом двадцать лет назад, так им и остался. Ну разумеется, я все знаю! — вспылил Генрих. — Ты же за советом звонишь? Так вот тебе я его не дам!

— Бессердечное существо вы, господин премьер министр! — улыбнулся Джеймс.

— Абсолютно верно! Ты уже сам обо всем догадался! — весело сказал Генрих и добавил: — а то не бессердечное… Для чего тогда я свои таблетки пью?

— Расскажешь, как это случилось?

— Конечно же, нет! Да шучу я! В общем, представь себе: одиннадцать часов, я, как обычно, не могу заснуть. Закрываю на секунду глаза и проваливаюсь в сон. Снится мне, что будто звонят мне из Букингемского дворца. И не кто-нибудь, а лично король! Ну, я беру трубку, и мне в лоб говорят: «Я подписал приказ о возвращении вас на прежнюю должность». Я, естественно, рад, думаю, какой хороший сон. Не в жизни, так хоть спящим почувствовать себя счастливым. И вдруг Его Величество говорит: «В марсианских колониях революция!» Я ошалело смотрю в стену и чувствую, что сон переходит в кошмар, и в ужасе кричу: «Упаси Господи! И как только может сниться такое!» «Похоже, я поспешил», — после короткой паузы говорит король. — «Вам, кажется, стало плохо». Тут до меня начинает доходить, и я, совсем как дурачок, спрашиваю: «Так это не сон?!» «К сожалению, нет! Действуйте, премьер-министр! Консульская машина вас ждет у порога. Вас отвезут в аэропорт. Оттуда по баллистической траектории в Берн. Материалы вам уже выслали из разведывательного управления на электронную почту. Так что не забудьте ноутбук». И отключился. Вот так это и вышло. Сейчас сижу в бильярде, вспоминаю твою декларацию. Снимаю шляпу, ты был прав.

Пока Генрих рассказывал эту историю, Джеймс не мог сдержать улыбку. Действительно, произошедшее напоминало плохую голливудскую комедию.

— Да, меня тогда никто не послушал… — рассеянно взглянув на часы, Джеймс подавился критикой о тогдашнем правительстве. Оставалось пять минут до начала собрания.

— Без пяти три! Мы так с тобой опоздаем! — выкрикнул Джеймс и, не прощаясь, отключился.

«Все равно через четыре минуты увидимся», — подумал председатель.

Виндслоу вышел из своего кабинета, спустился на второй этаж. Миновал раздраженного Эмиля, бросив лишь:

— О малейших изменениях в ситуации сообщайте мне лично.

Помощник рассеянно кивнул. Джеймс не выдержал подобного пренебрежения к приказам в столь опасный момент и вспылил:

— Только попробуйте задержать с докладом хоть на минуту! На Плутон в экспедицию отправлю, а при нужде и в тюрьме сгною! Вы знаете, я не шучу. Надо будет, Папу Римского еретиком объявим… И все поверят.

Эмиль подобрался и фанатично сказал:

— Я вас не разочарую!

«Угрозы и обман. Вот лучшие ваши помощники», — кажется, так говорил бывший глава разведки Джеймсу в напутствие.

Председатель гордо вошел в аспидно-черный зал. В кромешной тьме с трудом угадывались очертания столов и стульев того же цвета. Все пространство, окружавшее председателя, было точной копией Правительственного собрания в Берне. За тем малым исключением, что все элементы помещения, от стен и до стульев, были из тонкого, но невероятно прочного стекла, под которым крылись миллионы крошечных светодиодов. Как только система зала будет подключена к зданию в Берне, Джеймс появится в зале Правительственного собрания в виде голограммы, проецируемой с потолка. Был, конечно, еще запасной вариант. Так называемая система роботизированных аватаров-андроидов, как две капли воды походивших на свои оригиналы. Находясь за тысячи километров от Берна, человек мог видеть глазами робота, слышать его ушами. Но, помимо плюсов, было и два минуса, правда, весьма существенных. Первый: их невероятно высокая цена, и второй: сложность в сборке. Более того, подобные андроиды часто заражались так называемым кибернетическим бешенством и выходили из-под контроля. А так как кибернетическое бешенство — заболевание электронно-респираторное, то, подключившись к одной зарядной сети, заражались все роботы. Из этого следовало, что выходили из строя они целыми пачками, и, естественно, смысл в их производстве сходил на нет. Действительно, кому нужен аватар, который посреди заседания может начать нести полную ахинею и требовать свободы искусственному интеллекту. Еще не дай бог к психиатру отправят! Бывали, правда, случаи, когда машина после длительного пребывания в лаборатории оправлялась и становилась полноценным членом общества, не отличимым от человека. В случае успешной кибернетической терапии на процессор машины налагались ограничения, доводившие искусственный интеллект до состояния человеческого мозга. После длительных исследований, происходящее с роботами назвали законом Фервье-Семенова. «Странные все-таки фамилии у этих русских», — подумал Джеймс, нащупывая путь среди предметов интерьера. — «Да и вообще, сами они под стать своим фамилиям. Китайца пойму, араба пойму, папуаса тоже пойму, а с русскими хоть на стену лезь! Логика в поступках, на взгляд всего остального человечества, отсутствует полностью! Однако какая-никакая она должна быть…»