Пьеса для обреченных - [7]

— Поздравляю вас! — не к месту сорвалось у меня с языка.

Она печально улыбнулась.

— Вы хотели бы какого-нибудь конкретного наказания для вашего мужа?

Может быть, у вас есть приблизительный план?

— Ах нет. — Дама покачала головой. — Я даже не уверена в том, что поступаю правильно, рассказывая все это вам. Просто, понимаете, никак не могу забыть последний случай… У моего супруга, знаете ли, через три дня день рождения, и на прошлой неделе я зашла к нему в офис, чтобы обсудить предстоящий банкет. В его кабинете был вице-президент, директор нашей турфирмы, еще люди.

Кажется, секретарь в приемной… Будь это какое-то служебное совещание, я конечно же себе не позволила бы, но они просто разговаривали, смеялись… А впрочем, даже если бы это было заседание государственной важности?! Разве позволительно реагировать вот так?! Я обняла его за плечи, пылинку, кажется, с рукава смахнула и спросила: «Олег, уместно сейчас будет поговорить по поводу банкета?» А он… — Клиентка прикрыла лицо дрожащей ладонью и прерывисто всхлипнула. — А он спокойно и четко так сказал:

«Дорогая, ты ведешь себя как невоспитанная свинья. Выйди из кабинета и закрой за собой дверь. Видеть твою потасканную физиономию на своем празднике я не испытываю ни малейшего желания…» Конечно, я сейчас выгляжу не лучшим образом…

Праведный гнев клокотал внутри меня, как борщ в эмалированной кастрюле.

Почему-то вспоминалась та злосчастная овсяная печенюшка, которую я тискала тогда в холодеющей ладони. Мерцающая оправа пашковских очков. Его страдальчески наморщенный лоб. «Я не хотел, чтобы между нами оставалась хоть капля недосказанности… Я не испытываю ни малейшего желания…» Почему же у вас, дорогие вы наши, все желание и хотение обычно исчерпывается стандартным набором тупых фраз: «Хочу супа. Хочу спать. Хочу тебя»? Причем «тебя» хочу только до определенного момента, пока на горизонте не появится другая, более сексуальная, молодая, красивая…

— Он так и сказал: «Как свинья»? — Мои глаза сузились, как у татарского воина. — В таком случае у меня есть один план. Возможно, он излишне жестокий.

Если не нравится — вы сразу скажите… В любом случае план еще очень сырой, над ним надо много думать…

— Говорите! — Моя клиентка подобралась, словно пантера перед прыжком.

Потом она долго и легко смеялась, слегка сжимая виски аристократическими длинными пальцами. Спокойно отсчитывала зеленые бумажки — мой аванс, — уточняла детали. А я впервые с особенным, азартным рвением думала не о том, как потрачу заработанные денежки, а о том, как воплощу свой коварный план в жизнь…

Утром следующего дня я тщательно умылась, протерла лицо лосьоном, смазала питательным кремом и в раздумье уселась перед стареньким трюмо.

Вообще-то к урокам грима в театральном училище я относилась с похвальным прилежанием, поэтому мучилась сейчас не от неумения что-то изобразить на своей девственно чистой физиономии, а от необходимости выбирать.

Итак, Олег Иванович Бородин, сорок восемь лет. Внушительная лысина и авторитетный животик. Любитель классической музыки, русской живописи и породистых лошадей. Несмотря на любовь к кобылкам, вряд ли ему нравятся длиннолицые, кривоногие тетки с шумно раздувающимися ноздрями. Да и дешевые шлюшки — тоже вряд ли. Скорее всего, он уже подустал от тощих девочек-моделечек и находит их слишком банальными для своего изысканного вкуса. Что тогда?

Тургеневские девушки? Да! Но при этом утонченные не настолько, чтобы их нельзя было затащить в постель!

Я принялась за дело. Слегка припудрила лицо, положила на скулы и у висков немного персиковых румян. Тоненькой серой кисточкой подводки удлинила глаза, расчесала брови. С тенями я упражнялась, наверное, целый час. Еще столько же времени-с пятью тюбиками светлой губной помады. То нижняя губа выходила слишком капризной, то верхняя — глуповато-вздернутой. Если бы я красилась перед обычным выходом из дому, то давно бы уже наплевала на все эти нюансы. Но сейчас ошибиться было никак нельзя.

В одиннадцать часов утра, трепеща от сознания собственной неземной красоты и бережно подбирая полы светлого итальянского плаща, я взгромоздилась в маршрутку. А в двенадцать уже стояла перед главным офисом компании «Мега-Росс».

Но видимо, с легкой наивностью на лице все-таки переборщила, потому что охранник принял ее за откровенную дремучесть.

— Эй, Маруся, — он даже заулыбался, отчего щеки его сделались складчатыми, как у бульдога, — чего встала? Заблудилась, что ли? Тебе куда надо? В метро?

— К Олегу Ивановичу, — отозвалась я скромно, но церемонно.

— А он назначал?

— Нет. Но думаю, он меня примет.

Охранник недоуменно выпятил нижнюю губу, однако по сотовому все же позвонил. Не отнимая трубки от уха, попросил назвать себя и цель визита.

— Вологдина Алена, — прощебетала я, втайне надеясь, что мой псевдоним вызовет в искусстволюбивой душе Олега Ивановича ассоциации с Васнецовской «Аленушкой», и ужасно досадуя на то, что нельзя представиться совершенно конкретной «Царевной-лебедью», например. — Киноконцерн «Луч надежды». Хотела бы побеседовать о возможном совместном проекте.

Меня, к моему великому удивлению, пропустили, но проводили не к Бородину, а к одному из его многочисленных заместителей.