Пес войны - [30]

А лето тем временем шло к концу. Завершалась пора жатвы, но собирать урожай по большей части было некому: окрестное население бежало при одном известии о приближении войска повстанцев, а те, кто имел неосторожность задержаться, будь то коэнские поселенцы или местная знать, расплачивались за свою самонадеянность головами. Не помогали ни слабые попытки сопротивления, на что отваживались порой гарнизоны маленьких местных городков, которых повстанцы сметали, почти не замечая, ни демонстративные изъявления покорности. Случалось, что самые видные люди округи валились в ноги Гирхарту и Таскиру с униженными мольбами о пощаде, но результат всегда был прямо противоположным ожидаемому: неодобрительно относясь к погромам и грабежам и пытаясь по мере сил им препятствовать, в таких случаях Гирхарт не вмешивался, позволяя своим людям творить с молельщиками все, что им заблагорассудится. Если уж тебе суждено умереть, имей по крайней мере мужество принять смерть с достоинством! Ползающие на брюхе нобили и патриции не вызывали в нём ни жалости, ни сочувствия — только брезгливость.

Иным, впрочем, относительно везло. Армия Гирхарта насчитывала уже четыре почти полных полка (плюс полтора полка Таскира), кравтийских офицеров не хватало, и командирами становились бывшие рабы и разбойники, которым доставляло огромное удовольствие власть над вчерашними хозяевами. Кое-кого из них не убивали, а обращали в рабов, с гоготом надевая ошейники и назначая на самые тяжёлые и грязные работы, или заставляя прислуживать победителям, а иные брали в наложницы бывших хозяек и их дочек.

Правда, после одного случая подобные забавы пришлось прекратить. Проходя утром по лагерю в день назначенного выступления, Гирхарт услышал у одной из палаток необычный шум. Группа солдат и офицеров, вместо того, чтобы готовиться к походу, столпилась у входа, возбуждённо и испуганно переговариваясь.

— Женщина с собой покончила, — сообщили Гирхарту после того, как он громко потребовал объяснений. — Где-то добыла нож и закололась.

Так. Гирхарт прикусил губу. Сам он не слишком верил в то, что душа самоубийцы становится беспощадным мстителем, неустанно преследующим тех, кто виновен в его гибели. Те же Арнари безусловно виновны в самоубийстве Вестана Кравта, но что-то он не слышал, чтобы призраки мешали их крепкому ночному сну. Хотя, конечно, он не стоял в карауле у дверей их спальни… Но так или иначе, подавляющее большинство его солдат в загробных мстителей верит. Вон как поглядывают на хозяина шатра, явно прикидывая, не навлёк ли он проклятие и на всех остальных…

— Покойницу мы похороним, — объявил Гирхарт. — Со всеми почестями и жертвоприношениями. Если нам удастся умилостивить её душу, она не станет нам мстить. Фрина совершит обряды, но на это уйдёт целый день, а может и больше. Коэнцы нас наверняка догонят, но тут уж вы сами виноваты. А остальных пленниц сегодня же отпустить. Капитан Харвел, отправьте их под охраной в ближайшую усадьбу, а там пусть идут на все четыре стороны.

Никто не спорил. Похоже, происшедшее и впрямь серьёзно напугало войско. Бывшие невольники, не боявшиеся опасности и крови, становились до ужаса суеверны, когда речь заходила о материях мистических. И хотя вся эта история восставших не украшала, объективно она принесла пользу, так как способствовала укреплению дисциплины.

Задержка, однако, и впрямь чуть было не стала роковой. Ярнеру таки удалось догнать повстанцев и снова встать лагерем напротив. Спешно собранный совет, призванный решить, принимать ли наутро бой, или снова уйти под покровом ночи, перерос в грандиозную свару. Вот теперь Таскир с приближёнными припомнили Гирхарту и его людям всё — и грабежи с насилиями, и отсутствие каких-либо попыток наладить связи со здешним населением, и то, что, уходя, армия восставших оставляет эти земли на милость Коэны, которая наверняка не замедлит поинтересоваться: а не было ли у мятежников сторонников среди местных жителей?

— Если твоей целью был грабёж, то для этого не нужно было прибиваться к нам! — глаза Таскира горели злым огнём. — Против кого ты сражаешься? Против Коэны? Если подсчитать, сколько на одного убитого твоими людьми коэнца приходится рамальцев, то такое утверждение становится просто смешным! По-моему, ты больше похож на безумца, желающего истребить как можно больше людей без разбора!

— По-твоему, я действительно похож на безумца? — Гирхарт скрестил руки на груди, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — Я тебе уже говорил, Таскир, и скажу ещё раз: я делаю всё, что могу, но чтобы научить их повиноваться, мне нужно время. Я и так стараюсь вести войско как можно быстрее, чтобы у них не оставалось времени на грабежи. Дай срок…

— У нас нет времени дожидаться твоего срока! — вмешался Эвер. Остальные командиры Таскировых отрядов поддержали его согласными возгласами. — Враг стоит перед нами сейчас. А мы тут думаем, не уйти ли нам! Мы очень странно сражаемся с Коэной: бежим от её войск, как зайцы! И всё по твоему совету, хотя ты и считаешься нашим союзником!

— Ну вот мы наконец и вернулись к главному, — усмехнулся Гирхарт. — К тому, что нам делать с войском Ярнера.