Пес и его поводырь - [2]

От жижи, набравшейся в кирзовые его, разношенные и отлаженные до идеального удобства сапоги чесались ноги. Сапоги эти были найдены им возле мусорного контейнера в Вологде. Он был слишком опытен в плане обуви, чтобы мгновенно не оценить целостность подошвы и внутреннюю чистоту. Хороший человек бегал в них, и не на стройке, а по лесам. Ничего нет лучше русского кирзового сапога для леса. Только вот сушить нужно грамотно. Новые, пойди, разноси и приладь по ноге. Сапоги он, озираясь, взял и сунул в пакет. Поступок — нестандартный.

Он разулся, вылил воду из своей обуви, положил сапоги так, чтобы солнце попадало отчасти внутрь, снял толстые носки, отжал, расправил сушиться рядом, потом вошел по щиколотку в озеро.

В небе непринужденно плавали клочки белых облаков. Кучевых или перистых — какая разница? Время шло к одиннадцати утра. У него было припасено…

Когда собираешься в дальний путь, нужно кое-что нести с собой. Этим кое-чем оказалась тушенка борисоглебская, почти советского качества, сыр «Янтарь» в коробочке, луковка, вареные яйца в количестве трех, два из которых следовало отложить до лучших времен, каши быстрого приготовления в коробочках, пюре такого же свойства и котелок армейский, натовский, подаренный по случаю одним хорошим человеком. Фляжка в комплекте с котелком, не по-нашему, одно в другом.

Последний бутерброд случился в Няндоме.

В Вологде перед поездом удалось посидеть в ресторане. По городу он постарался не слоняться. Нынешний отпопсованный облик ее тихих улиц был ему не мил. Посидел на берегу, у речного вокзала, покопался в старых книгах уцелевшего магазинчика.

В Няндоме он сел на старый «пазик», какого уже давно не видал вовсе. Автобус подходил прямо к станции, вбирал во чрево вываливавшихся из поезда граждан, как встарь, нагруженных вологодской или архангельской едой, другими покупками, чтобы через четыре часа, которые нужны были для преодоления почти добитой временем и безвластием дороги, оказаться в прелестном городке, где шло по улице стадо, а по деревянным тротуарам бегали внимательные к чужому человеку собаки. Но прежде случилась девка.

Он вышел из автобуса на развилке. Там, где указатель — Ленинград. Все, что он вез с собой, умещалось в большую дорожную сумку, хочешь — за ручки неси, хочешь — накинь ремни на плечо. Путь этот нужен был ему для обретения некоторого спокойствия, так как имелись причины, по которым вываливаться из чрева автобуса на асфальт автостанции, оглядываться и определяться он не желал. Хотелось войти в Каргополь одному — так, чтобы над кронами показался собор, чтобы птахи пиликали и загривок взмок. Вполне естественное и невинное желание.

Только не понимал он, что невинность ушла отсюда некрасиво и замысловато. Впрочем, почему некрасиво? Джинсы на девке сидели, как литые, рубашонка красная в белый горошек, курточка — выше пояса, сигаретка. Лицо правильное, блондинистое, раскраска боевая. Лет так пятнадцати с виду.

— Расслабиться не желаете?

— Это так здороваться тебя учили? — огляделся он по сторонам в поисках соратника обольстительницы. Он должен быть где-то неподалеку, за деревьями, по законам жанра и ремесла.

— Не опасайтесь, дяденька. Двадцать баксов.

— А почему не двадцать два с полтиной?

Он остановился, хотя этого делать совершенно не следовало.

— Всемирный тариф.

— Все включено?

— За весь прейскурант цена другая. Закурить нет?

— У тебя же соска во рту.

— Впрок. Я еще и пью.

— Джин-тоник?

— Джин. Неразбавленный. Так мы идем, или я ухожу?

— Куда?

— Домой. День не задался.

И тут маленький позолоченный крючок впился ему, ну, скажем, в щеку. Он щеку почесал…

Она держалась совершенно естественно и непринужденно, и это его почему-то удерживало. Он не нуждался в экспресс-услугах, а с малолеткой — тем более. Девка смотрела на него, улыбаясь.

— Давно на тропе?

— На этой?

— А есть и другие?

— В Каргополе все есть.

Он вздохнул. Задумался.

— Курс сегодня какой?

— Пес его знает, — отвечала девка.

— А звать тебя как?

— Пускай она звалась Татьяной. Тебе-то, какое дело? Идем?

Алексей достал из кармана рубашки пятьсот рублей, подал юной дряни, она взяла и тут же бумажка исчезла где-то под кофточкой.

— Ну? — кивнула она головой в сторону.

— Не. Это предоплата.

— А любовь?

— А любовь в другой раз.

— Как это?

— Да так это. Можешь до города меня проводить. Можем так расстаться.

— Милостыня, что ли?

— Подарок. Ты в каком классе учишься?

— В далеком. Есть мне шестнадцать. Не сомневайся. И кота нет. Одна работаю.

— Так. Я пошел.

— А зря. Ты мне понравился.

— А ты мне нет. Я пошел.

— Весьма напрасно. Жить в гостинице будешь?

— Где буду, там и буду.

— Пойду и я. Дел сегодня невпроворот.

Так и вошли они в Каргополь. Вместе.

…Он обшелушил яичко, очистил луковку, небольшую, салатную, синюю. Ветки сосновые сложил домиком, на кривом штырьке, специально прилаженным для этого дела, подвесил котелок. Решил сделать чаю, а более ничего пока не готовить. Просто вскрыл тушенку и отыскал в рюкзаке деревянную коробочку с огурцом и двумя помидорками. Если класть овощи в пакет, непременно раздавишь. Вообще-то это была коробочка для блесен, но он приглядел для этой цели другую, с отсеками и отделами.