Первый нехороший человек - [42]

Шрифт
Интервал

– Что у вас за спиной?

Она предъявила пустые ладони. Причудливо повернула глазные яблоки к стене кабинета.

– Что вы делаете? На что вы там смотрите?

Глаза поспешно обратились на меня. Она сжала губы, вскинула брови и пожала плечами.

– Карточка там?

Она вновь дернула плечами.

– Я не желаю знать, где она. – Села на диван. – Возможно, это неэтично. – Я ждала, что она выпишет мне счет. От приема оставалось еще десять минут. Рут-Энн уселась и потерла подбородок, держась за локоть и многозначительно кивая. Казалось, она играет роль психотерапевта, придуривается, как ребенок, изображающий психотерапевта. – Я не хочу нарушить обещание Кли, – продолжила я, – но хочу и иметь возможность узнать. А вдруг какая-то трудность? А если нам понадобятся медицинские подробности о нем? Вы считаете, это нехорошо?

Что-то скользнуло на пол. Глаза у Рут-Энн расширились, но она изо всех сил сделала вид, что не обращает внимания.

– Это карточка?

Она ожесточенно закивала. Она спрятала ее за одним из своих дипломов. Теперь карточка лежала на полу. Я отвела взгляд.

– Прятать, как пасхальное яйцо, ее не надо. Просто положите в ящик стола. – Она метнулась к карточке, но понесла ее не к столу, а вон из кабинета, к секретарскому бюро, с силой задвинула ящик, словно карточка была преступной личностью, склонной к побегам.

– На чем мы остановились? – сказала она, возвращаясь к столу, переводя дух и опять обживаясь в состоянии психотерапевта.

– Я спросила, не считаете ли вы, что это нехорошо.

– И я вам ответила. – Она внезапно стала собой, почтенной и умной.

– В каком смысле?

– Вы захотели детской игры, вот мы и поиграли.

Я расплылась на диване, от сухих слез заболели глаза. Вот почему у нее отлично получается – она всегда доводит все до самого края.

– Можете эту карточку выкинуть, – сказала я загнанно.

– Я буду хранить ее, сколько пожелаете. Наши жизни исполнены детских проказ, Шерил. Не убегайте от игр, просто замечайте их: «А, похоже, мне хочется поиграть, как девчонке. Почему? Почему мне хочется играть, как девчонке?».

Я надеялась, она не заставит меня отвечать на этот вопрос.

– Вы когда-нибудь раздумывали над возможностью родиться повторно?

– Как рождение свыше?[14]

– Перерождение. Мы с доктором Бройярдом считаем, что это, вероятно, хорошая мысль.

– С доктором Бройярдом? Вы с ним обсуждаете меня?

Она кивнула.

– А как же конфиденциальность пациента и врача?

– К другим врачам это не относится. Станет ли пульмонолог скрывать данные от невролога?

– А, ну да. – Я не отдавала себе отчет, насколько все серьезно.

– Мы дипломированы… – Она показала рукой на сертификаты на стене. – …работать вместе.

Я прищурилась на сертификаты. МАСТЕРА ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ПЕРЕРОЖДЕНИЯ, ВТОРОЙ КАТЕГОРИИ.

– Вы действительно считаете, что это необходимо?

– Необходимо? Нет. Необходимо одно: чтобы вы употребляли достаточное для выживания количество пищи. Вы были счастливы в утробе?

– Не знаю.

– Узнаете после такого сеанса. Вспомните, как были одинокой клеткой, потом бластулой, яростно расширяющейся и сокращающейся. – Она скривилась, сжав верхнюю часть тела в мучительной судороге, а затем со стоном распрямилась. – Вспомните все перипетии. Для маленькой девочки это тяжкое бремя.

Я представила, как лежу на полу, пах Рут-Энн – у моей макушки.

– Почему для этого нужен доктор Бройярд?

– Хороший вопрос. У ребенка может быть сознание еще до оплодотворения, сознание двух отдельных животных – яйцеклетки и сперматозоида. Начнем оттуда.

– С оплодотворения?

– Это просто ритуал, символизирующий оплодотворение, разумеется. Доктор Бройярд исполнит роль сперматозоида, а я буду яйцеклеткой. Приемная… – Она указала на приемную. – …будет маткой, а вы войдете в ту дверь – родитесь.

Я посмотрела на дверь.

– Он в эти выходные здесь, с женой, в особой поездке. Может, в субботу в три?

– Ладно.

Она глянула на часы: мы выбились из графика.

– Давайте я?.. – Показала на клочки бумаги на полу.

– Спасибо. – Она проверила сообщения в телефоне, а я опустилась на колени и собрала клочки конверта. Забрала их с собой – не хотела захламлять ей мусорное ведро.

Сунув конверт обратно между книг и положив на место петельку от банки газировки, я еще раз перелистала «Растидитя. ком». Глазела на мультяшный зародыш, грызла ноготь. Сайт инструкций не давал. Если эта штука внутри Кли хоть как-то полагается на мое повествование, в его развитии возникнут серьезные пробелы. Мне привиделся ленивый, эс-эм-эсящий, жующий жвачку эмбрион, небрежно отращивающий себе жизненно важные органы.

«Эмбриогенез» прибыл назавтра: я потратилась на ускоренную доставку. Девятьсот двадцать восемь страниц не были опрятно поделены на недели, и поэтому показалось правильным начать с начала. Я подождала, пока Кли доест свою браунколь и темпе. Она уселась на диван, я откашлялась.

– «Миллионы сперматозоидов движутся по великому руслу вверх, через матку, в фаллопиевы трубы…»

Кли вскинула руку.

– Ой-ёй. По-моему, я не хочу это слушать.

– Оно уже произошло, это краткий пересказ пройденного.

– Мне надо слушать? – Она взялась за телефон и наушники.

– Музыка может внести сумятицу – ему надо слушать мой голос.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.