Первый и другие рассказы - [11]

Шрифт
Интервал

— У меня сумку украли, — сказала она заплетающимся после сна языком и почему-то улыбнулась. Водитель заглянул под сидение.

— А что в сумке было?

— Деньги, телефон, ключи от квартиры... снеговик.

— Какой снеговик?!

— Из папье-маше.

— Понаклюкаются с непривычки, — мужик беззлобно ругнулся. — А потом и получается... папье-машье. Шапку тоже украли?

— Не, шапки не было.

Он по-отечески строго посмотрел на её легкое пальто, на осенние ботинки, вздохнул:

— Сейчас бумаги диспетчеру сдам и в милицию пойдем. Оформлять.


Снег падал густыми, нежными хлопьями.


— Нам туда, — водитель показал на здание с зелеными буквами “ДЕПО”. Буквы светились в темноте кривовато, но надежно.

Малибу

Когда она вернулась, он уже лежал в постели. Он слышал, как долго и неловко ворочался ключ в замке, как, взвизгнув молнией, тяжело упали один за другим, сапоги. В ванной полилась вода.

Стараясь не шуметь, она вошла в комнату. Пробралась на своё место у стены, обдав его запахом алкоголя и духов. Женских... и мужских.

— Могла бы принять душ, — подумал он.

Он всегда сам выбирал ей духи. Она едва умела отличать оттенки запахов. Она вообще не была чуткой. И умной тоже не была. Он лежал и думал, что так влекло к ней его и других. Умных, тонких, различающих оттенки и запахи мужчин. И не находил ответа.

Её нога дернулась под одеялом. Она всегда засыпала мгновенно, проваливаясь в небытие как усталый, надравшийся мужчина.

— Обаяние животного, — думал он. — Сильного, лишенного рефлексии животного.

С легким стоном она пошевелилась во сне, прикоснувшись к нему. И тут же он с досадой почувствовал в себе ответное шевеление. Вот уже десять лет его тело с постоянством часового механизма отзывалось на эту женщину. Он придвинулся, положил руку на изгиб её спины. Провел ниже.

— Отстань! — хриплым ото сна голосом сказала она и отодвинулась к стене.

Он сел на кровати. В темноте нащупал ногами тапки.

* * *

На кухне щелкнул чайником. Подошел к окну. Оттепель сменилась заморозками. Редкий снег косо падал и исчезал на черной земле. В кухню, стуча когтями, вбежала такса. Виляя хвостом, понюхала пустую миску.

В чате светилось несколько редких зеленых кружков. Глеб, коллега. Меланхоличный и равнодушный человек. Настя, секретарша. Черненькая, юркая. В офисе ходили слухи, что она давно влюблена в него. Он отхлебнул чай, подумал. Написал Насте.

— Не спится? Смайл. — И мне. — Смайл. — Пойдем, погуляем? — В такую погоду? Смайл-смайл. — А ты где живешь? Хитрый смайл. — Зачем тебе? — В гости приеду, мне паршиво. — Ты серьезно?


Переписал на бумажку адрес. Надел джинсы. Не обнаружив в комоде чистых носков, сунул ноги в ботинки прямо так.

* * *

У Насти была маленькая, очень чистая квартира. В кухонном окне виднелась новая, аккуратная церковь с желтой, будто слегка подмятой позолотой на куполах. Стол был накрыт. Салатник. Две тарелки с голубыми, в цвет штор, салфетками.

— Ну ты даешь, — присвистнул он. — Ночь же.

— У нас в семье гость в любое время — это святое.

Он сел. Положил в рот салат, не чувствуя вкуса.

— Нравится?

— Очень. Твой рецепт?

— Мамин... Вот обычно огурец кладут, а надо яблоко, кислое...

Он смотрел, как шевелятся её тонкие, блестящие губы. Притянул за руку. Она подалась с улыбкой, не переставая говорить.

— А майонез надо класть не жирный...

* * *

Настино маленькое тело двигалось порывисто, но неласково. Всюду, куда бы ни ткнулся губами, он чувствовал приторный, удушающий запах.

— Как сладко ты пахнешь...

Она прервала стон. Ответила с неожиданной, не затуманенной страстью интонацией:

— Это кокосовое масло. Мне специально из Непала привезли. Нравится?

— Очень. Ты богиня Баунти.

Она засмеялась и потянула его за шею.

* * *

Он долго стоял в душе, пытаясь смыть с себя этот запах.

* * *

— Черный-зеленый?

— Черный, покрепче.

Настя в коротком шелковом халатике празднично сияя, вертелась у стола. Ему вдруг очень захотелось домой.

— Сахара сколько?

— Не надо сахара!

Она сидела напротив и смотрела, как он пьет. Чай был некрепкий, с каким-то раздражающим ароматом.

— Вадим.

— А.

— Почему у тебя детей нет?

Он молчал.

— Хочешь, я тебе рожу? Мальчика.

Он посмотрел на неё. Она улыбалась ему, как улыбаются люди, предлагающие мелкую и ничего не стоящую услугу... продавцы, официанты, парикмахеры.

— Почему мальчика?

— Ну, все мужчины хотят мальчиков.

— Я не хочу.

* * *

В дверях, следуя чувству мимолетного долга, неловко, с резиновым звуком поцеловал её.

* * *

Сев в машину, он сразу забыл про Настю. Он думал о них. О том, что если бы у них были дети, маленький мальчик или девочка, всё было бы по-другому. Но она не могла иметь детей.

* * *

Подъезжая к дому, он увидел свет в окне и почувствовал злую радость. Сколько раз он сидел вот так, не зная, где она и с кем.

Сейчас он войдет и скажет правду. Простую правду о том, что ему тридцать восемь лет, он не дурак и не урод... что есть женщины, готовые жить с ним, рожать ему мальчиков, делать салаты по сложному рецепту. Да, возможно эти женщины не очень умны. Но и она не умна. И не может ничего. Не может рожать детей, не может даже не пить и не изменять...

Он громко и зло повернул ключ в замке.

* * *

Она курила на подоконнике, притянув голые коленки к груди. Он остановился, ожидая вопросов. Снег быстро таял на куртке, оставляя тёмные пятна.


Еще от автора Лера Манович
Стихи для Москвы

УДК 821.161.1-1 ББК 84(2Рос=Рус)6-5 М23 ЦЕНТР СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Издательский проект «Русский Гулливер» В оформлении использованы графические работы Вари Кулешенко Манович Лера Стихи для Москвы. — М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2018. — 112 с. (Поэтическая серия «Русского Гулливера»). ISBN 978-5-91627-211-6 Лера Манович — поэт, прозаик, магистр математики. Родилась в Воронеже. Стихи и проза опубликованы в журналах «Арион», «Дружба народов», «Новый Берег», «Октябрь», «Урал» и т.


Рекомендуем почитать
Тринадцать трубок. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца

В эту книгу входят два произведения Ильи Эренбурга: книга остроумных занимательных новелл "Тринадцать трубок" (полностью не печатавшаяся с 1928 по 2001 годы), и сатирический роман "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца" (1927), широко известный во многих странах мира, но в СССР запрещенный (его издали впервые лишь в 1989 году). Содержание: Тринадцать трубок Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.


Памяти Мшинской

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Эту книгу можно использовать как путеводитель: Д. Бавильский детально описал достопримечательности тридцати пяти итальянских городов, которые он посетил осенью 2017 года. Однако во всем остальном он словно бы специально устроил текст таким намеренно экспериментальным способом, чтобы сесть мимо всех жанровых стульев. «Желание быть городом» – дневник конкретной поездки и вместе с тем рассказ о произведениях искусства, которых автор не видел. Таким образом документ превращается в художественное произведение с элементами вымысла, в документальный роман и автофикшен, когда знаменитые картины и фрески из истории визуальности – рама и повод поговорить о насущном.


Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.