Первый гром и первая любовь - [7]

- Не надо...

Нюра ушла. Дина осталась одна со своими мыслями. И только тут она вспомнила о конверте, который получила в горкоме, там же командировка. Командировка была набрана типографским шрифтом, из нее явствовало, что комсомолка Дина Чепуренко, учащаяся седьмого класса 63-й трудовой школы, командируется горкомом комсомола в распоряжение начальника политотдела Збурьевской МТС.

Дина заметалась по комнате. Пришла бабушка, довольная, веселая. Улыбаясь, выложила стол свои трофеи - крошечные пакетики с крупой, чаем и две большие картофелины.

- Какой кулеш сейчас сварю, пальчики оближешь...

- Выклянчила?

Уже темнело, когда в комнату вошла мама. Пошатнувшись, она ухватилась за косяк двери и не могла ступить дальше ни шагу.

Папа бросился к ней.

Бабушка быстро налила полную тарелку кулеша, и мама, не вымыв руки, начала есть. Остальные молча следили за ней. Ясно, ничего не ела весь день, рассказы о похлебке - чистая выдумка.

- Ничего, все пройдет, - говорила бабушка, - весной всегда трудно, а вот снимут урожай, станет легче, на базаре все появится опять.

- Появится, - горько сказала мама, - откуда? Нужно еще посеять, а народу почти не осталось, крестьяне разбежались по городам, на селе тоже страшный голод. У нас сегодня было собрание, многих мобилизовали на село, там сейчас каждая пара рук дорога...

Дина шевельнулась на кровати. Мама спохватилась, но поздно.

- Ты что, больна?

- Здорова! - четко ответила Дина и спустила ноги на коврик. - Только как хотите, а я уеду!

И все началось сначала: уговоры, просьбы, слезы. Но теперь Дина уже не оборонялась, а наступала, а мама слабела. К полуночи родители вынуждены были сдаться.

- Кто знает, может, там она хоть будет сыта, - со вздохом сказала мама, - а здесь мы все можем погибнуть от голода... Смотри берегись простуды...

- И не забывай, что у тебя гланды, - тихо добавила бабушка.

Папа молча вздыхал.

ЯКОРЬ ПОДНЯТ

Рано утром родители, как обычно, ушли на работу. Прощались торопливо. Мама с трудом сдерживала слезы.

Сборы в дорогу были недолгими. Дина раскрыла славянский шкаф, купленный в Церабкоопе. Там висели папин выходной пиджак, мамина давно вышедшая из моды накидка и еще несколько старых вещей, в том числе Динино зимнее пальто, перелицованное из маминого, с ненавистным воротником, снятым с бабушкиной шубейки, "настоящий скунс", рыжий с заметными пролысинами.

Укладывать в чемодан было нечего, пара старенького белья, платье на себя... Разве взять "выходное", с васильковой вышивкой.

Бабушка приготовила Дине пакетик, обвязанный шпагатиком. Хлеб. Брать или оставить? Но, съев несколько ложек вчерашнего кулеша и только растравив себя, Дина поняла, что хлеб возьмет.

Дворничиха Домна, мужеподобная и злая, натренированным глазом засекла чемодан вместо школьной сумки.

- Эй, Динко, куды бежишь з чамойданом?

- На село посылают, тетя Домна.

- Ой, лишенько, так там же зовсим нэма чого исты...

- Скоро все изменится к лучшему, тетя Домна.

Раннее утро, а на улице полуденная жара. Из кондитерской на углу Дерибасовской, которая еще была заперта, умопомрачительно пахло ванильным печеньем.

На круглой Екатерининской площади с высокого постамента мраморная Екатерина, не щурясь, глядела на ослепительное солнце.

Площадь вливалась в знаменитый Николаевский, ныне Приморский, бульвар. Он тянулся над портом, отсюда, с высоты, отлично просматривалась вся гавань. Вечерами над освещенными кронами каштанов, платанов и акаций шаркали по гальке толпы гуляющих. Дина остановилась возле задрапированного в темную мантию герцога Ришелье, первого градоначальника Одессы. Скульптура, как и белоснежный, с изумительной колоннадой Воронцовский дворец слева, здание городской думы справа, была знакома и привычна.

Легкий морской бриз шевелил листья платанов. Впереди каскадом спадала широкая потемкинская лестница, что вела в порт.

Папа всегда говорил, что приличной девочке нечего делать в порту. Дина с опаской посмотрела на лестницу и вдруг легко и стремительно ринулась вниз по ее широким ступеням.

Ноги летят как в танце, ветерок в лицо, десять маршей лестницы, да это настоящий полет! Вот и последняя ступенька. Дина оглянулась - перед ней возвышался сплошной каскад ступеней.

Таинственный порт оказался продолжением города - дома, ларек, дворник метет улицу, дальше склады, рельсы и вдруг совсем рядом грязная, мутная вода, на которой покачиваются клочья размокших газет, щепа, мусор.

Неужели это море?

Ничего похожего на блистательное, праздничное море, омывающее чистый пляж Аркадии, Лузановки.

Здесь, в порту, Дина увидела хмурого трудягу - море, терпеливо несущее на спине корабли, катера, баркасы и, увы, всякую дрянь и мусор.

Билетная касса была в дощатом сарайчике. Дина купила билет на "Тамань", которая должна была отойти от второго причала, как сообщила ей кассирша в старинном пенсне со шнурком на тонком, аристократическом носу.

...У причала пыхтел пароходик с пятнистым, облезлым корпусом, на котором была видна надпись "Тамань". Над полосой черной воды покачивался трап со стертыми планками. Дина замерла. Ни за что она не решится ступить на этот трап! Но что делать? Она остановилась...