Первый День Службы - [77]

, засветло и выкладываться, соревнуясь (как верно выбрано это слово от корня РЕВНОВАТЬ!) друг с другом еше интенсивнее. Надо же было какому-то идиоту поселить Ларочку возле этого турника, или, может быть, турник поселить возле этой Ларочки! Они что, хотели таким образом сформировать олимпийскую сборную, или снизить процент подростковой преступности в районе? На таких деятелей нужно в суд подавать за изощренное истязание несовершеннолетних! Витька был среди них в лидерах. Все перечисленное он умел в лучшем виде и не гнушался этим пользоваться. Вопрос в том, каких сил ему это стоило! От турника домой он действительно добирался из последней сил, а в глазах рябило не то от оборотов «солнышка», не то от потери этого самого пульса. Шпала, правда, не сразу понял премудрость: почему собираются именно здесь, почему друг перед другом в прямом и в переносном смысле из кожи вон лезут… Все лезли, а он, как всегда, старался быть впереди всех. Но потом понял! А поняв, лез из кожи вон еше старательнее.

Однако на одном лишь теле он не остановился, пошел дальше в смысле духа. Шпала залпом перечитал почти всего Джека Лондона только потому, что Джек этот нравился Семеновой. Таким образом он надеялся понять, предсказать ее характер, образ мысли.

   Мир тайных дум понять желая,

   Затмивших взор и разум мой,

   Томами Лондона глотал я,

   Аляской бредя золотой!

Как вам это нравится? Какая баба воспримет серьезно того, кто потерял из- за нее голову? Видимо, Витька переборщил и попал под влияние «устричного пирата» значительно больше, чем сама Ларочка, иначе откуда у Шпалы взялась вдруг эта страсть к приключениям?

После окончания сельской восьмилетки и неудачной попытки поступления в мореходку, Витька пошел доучиваться в девятнадцатую школу города Икска. Здесь он начал натыкаться на Ларочку систематически и получил в конце концов смертельную дозу облучения. Семенова училась на два класса младше его, но уже второй или третий год в этой школе, и считалась своей — ЧУВИХОЙ. Она ведь и в поселок приехала из Харькова! Шпалу же с первых дней называли не иначе как колхозанином и дегенератом. Впрочем, и других поселковых, которые здесь учились, не жаловали, кто подался в шестерки, кто в математики. Друг детства Селепа, пришедший сюда годом раньше, прославился в школе тем, что каждое утро пробегал все три этажа и обздоровывался за ручку персонально с каждым мало-мальски влиятельным городским. С некоторыми здоровался на дню дважды и трижды, зато считал себя своим! Городские его, однако, таковым признавать отнюдь не торопились, и били Селепу едва ли не чаще всех остальных Юганьских. В поселке же Семен Лепнев бахвалился своими обширными связями среди городских. С недавних пор в нем обнаружился недюжинный талант брехуна. Нахватавшись верхушек от своих новых приятелей Селепа врал в Южном о своих дебошах в ресторанах, о роли в театре, где он якобы подрабатывает… Семен был трус, драться не умел, и свой авторитет в поселке стремился заработать таким вот образом, проявляя иногда для этого поразительную изобретательность и обращая в свою пользу даже удары судьбы. Как то вечером Лепнев появился на улице с разбитой нижней губой. Выбрав место под фонарем, где посветлее, он, попросил у кого-то закурить. При этом нарочито выпятил разбитую нижнюю губу, прикуривая.

— Кто это тебя так поцеловал? — поинтересовался один из компании.

Селепа отмахнулся с брезгливостью:

— Да так, месились!

Это было для ребят что-то новое. Всех взорвало любопытство:

— Как?

— Да так, — отвечал Семен нехотя, — загуливали с центровскими возле «Радуги», ловили одного фраера. Вдруг крик: «Бей центровских!»

— Ну, а дальше?

— А дальше меня кто то по челюсти. Очухался, уже никого нет!

В конце концов Юганьские тоже раскусили Селепу, и нагрузка на его правую руку значительно увеличилась. Но странное дело! Его били тем больше, чем чаще и неистовей он здоровался.

С горя Лепнев от политики отошел, и решил проявить себя в спорте. Занялся бегом, и вскоре уже считал себя кадровым спринтером, вернее стремился убедить в том окружающих. Ежедневно утром и вечером делал демонстративные пробежки. (Виду Селепа всегда придавал большее значение, чем самой сути). Витька тогда уже начал заниматься боксом и совершал свои первые трудные, но в большинстве своем неудачные шаги. Как-то, пробегая мимо в щеголеватом трико и импортных кроссовках (какой дорогой вид спорта — этот бег!), Селепа поинтересовался:

— Витек, зачем ты занялся боксом?

— Чтобы уметь дать сдачи в случае чего! — не задумываясь, ответил Шпала.

— Так ведь в случае чего я убегу! — засмеялся Семен, довольный своей шуткой.

Витька затруднился на это быстро и остроумно ответить. Действительно: убежать можно и от толпы, а отмахнуться вряд ли! Ум хорошо, а два лучше. Витьке Ролу, младшему Колькиному брату, (с Колькой Ролом Шпала учился в одном классе) эти Селепыны слова не понравились. Но догнать Лепнева он, естественно, не мог, так как, во-первых, был нетренирован, а во-вторых, в данное время мертвецки пьяный лежал в кустах неподалеку.

— Селепа, — хрипло позвал он, — иди сюда!