Первый День Службы - [47]
— Тогда давай забудем, живи со всеми на равных, — предложил Козырь.
Шпала ответил, что все это мразь — Козырь с одной стороны и все остальные, которые ему шестерят, с другой. Козырь заметил, что раз так уж сложилось, так идет, то какой выход? Все равно верх в камере Витька не возьмет, у Шпалы нет той поддержки, что у него — Козыря, и, значит, шестерить будут ему, а не Витьке. И на равных им нельзя, такого в камере не бывает! Шпала сказал, что бывает — он будет жить по своим законам. На том разговор и закончился, повиснув в воздухе. Ну и зачем нужен был этот разговор Витьке? Все равно никто бы не рискнул после этого на него наезжать, так зачем же Шпала, оставаясь в меньшинстве, выкатывал такие тяжкие условия, провоцируя остальных на вражду и вечную боязнь? Козырь отделался, можно сказать, царапиной да испугом. Однако воспитательное значение этот поступок имел большое. Шохи приутихли и стали даже заискивать перед Шпалой. Козырь «окопался», но с поражением не смирился:
— Ничего, — шипел он, — в осужденке разберемся!
Потом их камеру растасовали, и к суду Витька приготовил стальную ложку с заточенным под кинжал черенком. Все ложки в тюрьме были заточены — ими резали хлеб, но то были алюминиевые, а эта по недосмотру охраны оказалась стальная. Конечно, в случае обнаружения, ее хозяину полагался карцер, но такие мелочи Витьку не интересовали. Решил: «Как только захожу в осужденку, сразу валю Козыря, иначе против всех (там будет и Цыган) не устоять».
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
О проделанной папашей работе он ничего не знал. По каким-то, видимо, педагогического плана, причинам Шпалу держали в неведении. «Пусть попереживает, прочувствует!» Поэтому на суде ему было на все глубоко плевать. Сколько Витьке дадут — три года или пять, Шпалу абсолютно не интересовало: знал — за убийство накинут до червонца — это потолок для малолеток. За побег, если сейчас не удастся, тоже ничего — убийство перекроет. Бежать он решил, когда будут выводить из суда, и уже при выходе из воронка «сфотографировал» — приметил себе маршрут: через забор в частные огороды, а там, как получится… По малолеткам стрелять вроде бы не имеют права. Нервы были на пределе, ожиданье изматывало. Встать, да и обложить всех судей матом? Или при всем народе вены себе вскрыть? Нет, судей этим не разжалобишь, только мать испугаешь, да и бежать потом с перевязанной рукой будет трудней!
На разглагольствования судей и защиты Витька с самого начала положил известную часть своего тела. Мента, толкающего его в бок и требующего, чтобы Шпала смотрел на вершителей судеб, он игнорировал, и, обернувшись всем корпусом в зал, лишь подолгу смотрел на Ларочку Семенову. «Так я тобой и не овладел, теперь ты достанешься другому! А мне… «Цыганка с картами, дорога дальняя, дорога дальняя — казенный дом»… Выйду ли я хоть через десять лет, не раскручусь ли на зоне еще? Да, мужики, жизнь дается один раз, и прожить ее нужно так, чтобы на суде, людском ли, божьем, не было мучительно больно за упущенное!»
Судили Гроздева в здании, позднее ставшем архитектурной и исторической достопримечательностью Икска. Это был сооруженный в начале века на средства местных поляков римско-католический костел, ныне успешно приспособленный под суд. Шпала, правда, в то время таких тонкостей не ведал, да они бы его и не заинтересовали, не тем голова была забита! Однако, некая, не свойственная социалистическому равноправию, торжественность бросалась в глаза. Длинный зал, уставленный лавками наподобие кинотеатра, высокий потолок, а впереди, на помосте, как на амвоне, размашистый тяжелый стол из дуба, укрытый красным бархатом. За ним три высоких, похожих на троны, кресла с «многоэтажными,» выше голов прокурора и судей, спинками, увитых резным орнаментом по дорогому дереву с гербом Советского Союза наверху. Кресла были наверняка неудобны для сидения (вскоре Витька сам в этом убедился), но придавали восседающим на них чиновникам вид полубогов. Акустический эффект тоже давал о себе знать, судьи словно не говорили, а пели псалмы. Как глас божий, с небес звучало: «Встать, суд идет! Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики…» При этих словах морды у судей становились особенно значительными, будто они и есть эта самая Дегенеративная Социалистическая… И кто-то же специально придумал, рассчитал этот эффект храма, как будто не народный суд заседает, а средневеково-инквизиторский. Еще бы судьям черные маски на лицо, а вместо стола — плаху с топором из мясного отдела магазина. Нет, чтобы по-простецкому: скамья подсудимых, скамья судей, скамья присутствующих…
Перед судом Шпалу переодели в его вольные шмотки, бороду остригли машинкой и дали станок побриться. Лезвие в станке оказалось новое, чересчур острое. Витька, отвыкший от подобного занятия, весь изрезался и выглядел после бритья, как после Куликовской битвы. Валет Василий Лукьянович провожал на суд отечески:
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.
Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.
Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.
Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.