Первый День Службы - [33]

Выжданный Витькой срок оказался удачным. Ему грозил суд, но не это было главной причиной Витькиного побега из дому. Родители, как всегда действуя волюнтаристски в воспитании сына и понимании за него его же собственных благ, перед данным мероприятием провели собственное судилище: накинувшись неожиданно вдвоем на одного, скрутили Витьку и щедро избили (это получилось у них в последний раз! В дальнейшем в подобных ситуациях Витька был начеку и предпочитал бить папашу первым). Затем намеревались его, связанного, вести по всему поселку поочередно ко всем потерпевшим с тем, чтобы он у каждого просил прощения на коленях. Это в глазах Витьки было тяжелее и унизительнее любого срока! Шпала по дороге от конвоя устроил побег. Сбив папашу с ног связанными вместе спереди руками, он, под стыжение, проклятия и угрозы преследующей его матери, несся по высоким в ту зиму сугробам через весь поселок и далее по полям до самого леса. Мамаша просила встречных задержать его. Стыдоба, конечно, невыносимая, но так он избегал еще большей стыдобы, непереносимой. Тогда он едва не получил разрыв сердца! Добежав, валялся в снегу, хрипя. Затем зубами рвал впившиеся в мясо веревки. Если со стороны родителей это были поступки, направленные на его воспитание в требуемом обществом русле, то они привели к совершенно противоположным результатам. Во-первых, Шпала полностью порвал всякие отношения с родителями, кроме необходимого минимума, навязанного позже с помощью детской комнаты милиции. Во-вторых, принципиально отказался отправлять свои нужды в рамках вышеназванного русла, возненавидев заодно все законы общественного поведения вообще.

На проведении и приговоре суда этот его побег и двухнедельное отсутствие никак не отразились. Не из-за чьей либо милости и добросердечия, думается. Просто нельзя было по-другому наказать!

Вернувшись из бегов добровольно (сдавшись), Шпала решительно пресек всякие поползновения со стороны вновь обретенных в лице детской комнаты милиции воспитателей на взаимную откровенность, и в упор отказывался назвать места своих укрываний.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Методы воспитания и их эффект: коленями на соль — это обидно! Мелкая месть: шурупы в варенье, гвозди в розетке, гусеницы в супе… В какую сторону нужно стаптывать туфли, чтобы не было семейных ссор.

Что касается методов воспитания и того эффекта, который они имели, то мы со Шпалой хотели бы рассмотреть и обобщить этот материал прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, чтобы впоследствии более не возвращаться к этому неприятному для нас вопросу.

Насчет упрямства, как будет показано ниже, Шпалу действительно долго и упорно тренировали в этом направлении. Вообще, условия воспитания в их семье с детства были суровыми: Шпалу за провинности ставили в угол на всю ночь бессрочно до тех пор, пока не попросит прощения, позже, когда это не действовало, ставили коленями на горох, а один раз даже додумались на соль! И когда потом на коленях получились язвы, мать плакала, целовала его и лечила, во всем обвиняя отца. Наказывали Шпалу за те поступки, которые разрешались его товаришам по двору их родителями, и это было в глазах Шпалы первейшей несправедливостью. Возникало противоречие: чтобы не ударить лицом в грязь, он должен был участвовать во всех пацанских затеях, иначе бы его обвинили в трусости и перестали с ним водиться! Но если для них приключение тем и кончалось, то Витьке за него предстояло еще самое страшное: держать ответ перед родителями. О ссылках на других они и слушать не хотели и не принимали это в оправдание. А Шпала не мог понять, за что же тогда его наказывают, если он все равно не мог поступить иначе. Он перемалчивал, но не исправлялся. После некоторого количества замечаний размолвка переходила в завершающую фазу. Обычно, все шло по раз и навсегда установившемуся сценарию. Взбешенная его упорным непослушанием мать, действовала таким образом: она срывала зло на отце. Кричала, что он не способен воспитать собственного сына, что он вообще в семье только для мебели и никакого от него прока, кроме убытков, что он носки быстро снашивает, и башмаки у него не в ту сторону стаптываются, в какую у других, что ни на что он не способен: ни родить, ни воспитать, ни украсть, ни покараулить, ни побить, ни приласкать ее как следует!… (А Витька-то тут при чем? Сам отец никогда первым к сыну претензий не имел: он просто не замечал о его существовании, поглощенный научными делами: диссертацией, статьями в газетах, докладами и т. д.)

Отец у Шпалы был спокойный, как удав, и матери приходилось долго разогревать его самолюбие упреками, как уголь в холодной топке дровами. Зато потом, разгоревшись, он уж давал жару — отыгрывался на Витьке капитально — бил ремнем нещадно, не вникая в саму вину! И это являлось, по Витькиным понятиям, второй несправедливостью и незаслуженной обидой: на нем срывали злость! Теперь, в свою очередь, свирепел он, но поскольку ему отыгрываться было не на ком, обида ходила в душе по кругу, возрастая оборот за оборотом в геометрической прогрессии. Естественно, он не мог принять никакого примирения и вообще отказывался что-либо понимать. А поскольку его средства воздействия на родителей были весма ограничены, то он мстил как мог: стремился простудиться и заболеть, отказывался есть, разговаривать, выполнять приказания, либо просьбы, специально лез в грязь, чтобы запачкать одежду и тем хоть сколько-нибудь придать матери работы. Кидал шурупы в варенье, совал гвозди в разетку, гусениц в суп…