Первый День Службы - [221]

На шее у плененного воина цепь, размером с ту, на которой медведя срать водят и в любой момент ему вновь могут перекрыть кислород! Но нужно «восьмерить под дурку» и темнить пока это возможно, время сейчас работает на Витьку: с каждым глотком воздуха, ограниченным через удавку, он все сильнеет, умнеет и прозирает! Кажется, стоящий перед Шпалой субъект — неопределенного возраста, небритый, с воспаленными как у поносника глазами тип — не слишком церемонится. Сигарета в его зубах то и дело разгорается ярким пламенем, маячит перед самым Шпалиным носом. Старатель усиленно извлекает из нее никотин, отчего шрам на его левой щеке то и дело выгибается вовнутрь и от напряжения стал фиолетовым. Движения «утюга» (мокрушника) точны, рациональны, решительны. Похоже, никотин для него то же, что для Витьки сейчас кислород! Впрочем, чего душегубу суетиться? Когда Шпала до сих пор стоит, благодаря поддержке стены с одной и его руки, оснащенной удавкой, с другой стороны. Змей ГЕРОИНычь! А все-таки обидно: почему у русского богатыря еврейское фамилия Попович! Никак, сионистские происки!

Удар пошел сам. Витька не думал о возможных последствиях, не сомневался. Прошлые спортивные занятия убедили его, что и в бессилии есть у человека неизмеренный запас прочности (или порочности, у кого как!), больший, чем он сам о том подозревает. Мандраж же вообще качество в борьбе излишнее, драться нужно до конца! Силуэт, маячивший перед глазами, сдуло. Вместе с ним нападающий лишился и опоры. По инерции тело понесло вперед, Шпала чуть не упал, споткнувшись о поверженного противника. Удавку снял первым делом. Следующей в поле зрения попала общая подруга. Запечатлелся ее взгляд («косяк»), полный растерянности и ужаса. Затем исчезла и Снегурочка. Две туши на полу. В правой клешне дикаря-людоеда он увидел открытый выкидной нож. Не такой, как у Витьки, грубой работы. Преодолевая боль и головокружение, обосранный богатырь нагнулся, вынул пику. Обвел мутным взглядом комнату. К горлу подкатил ком. Шпала сунул в рот два пальца и его стошнило прямо на лежащих. После опорожнения желудка стало немного легче. Самое время убираться, но победитель в таком виде! А ничего достойного внимания вокруг нет. Он осмотрел квартиру, больше никого в ней не было. «Бахадыр» решил отдышаться и сел: это легче чем стоять! Интересно, сколько они до меня тут человек скушали под винцо и гитару? В дальнем от Витьки углу зала стоял шифаньеро. Шпала направился к нему. Все ненужное для удобства ШМОНА он просто сбрасывал на пол. Старомодный, но новый и чистый костюм в конце концов нашелся. Лепень этот видимо предназначался для торжественных визитов хозяина.

Глянув на его обладателя, Витек заметил, что ворог ожил. Виду бандит не показывал, но веки чуть заметно подрагивали и были слегка приоткрыты, он определенно следил (ливеровал) за Шпалорезкой. Сляпав показуху, будто ничего не заметил, Гроздев несколько отвернулся в сторону и принялся снимать с себя брюки. Краем глаза при сем он зорко наблюдал (кнокал) за поверженным. Тот осторожно огляделся и протянул руку к лежащей невдалеке пустой бутылке из-под водки. Быстро скинув калошку с одной ноги Витька прыжком подскочил к распластавшемуся в самый тот момент, когда он всего сильнее выгнулся и ударил Горыныча успитком в солнечное сплетение. Мочканул не здорово, так как был босяком, но человек со шрамом свернулся в три погибели и глухо застонал. Подумав с секунду, Шпала для надежности засадил ему лезвие в ягодицу, отчего олень взвыл и стал извиваться угрем на сковороде.

— Лежи и не шевелись, паскуда! — прорычал реваншист и воткнул ему пиковину по самую рукоятку в другую ляжку.

Экстаз был полнейший! Здесь присутствовало все: судороги и нега, крики и скулеж… Рам со Шрамом исполнял сцену Пушкина из «Евгения Онегина» «То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя!» Руками коцаный теперь изо всех сил зажал боевые раны, чтобы не истечь кровью. «Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна?» Я твою маму в рот ебал! «Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена?» Стерва! Так и сыплются из Шпалы стихи в минуту опасности, так и прет из него культура! Много видно в детстве ее хавал! Когда исполнитель затих, импресарио, подумав, прибрякнул вопросительно:

— У тебя приличней этого балахона что-нибудь есть?

Человек не шевелился.

— Оглох, волк тряпочный?!

Клубок развернулся, показалась голова. Долго и неопределенно удушитель смотрел на Витьку, то ли не догонялся о чем речь, а мабуть что в уме прикидывал.

— Сколько ты будешь еще испытывать мое терпение — гад!

— Там, в спальне, в чемодане под кроватью… у нее. — Рам показал подбородком на товарища по работе.

— Ползком на брюхе вперед! Я за тобой. Эй, стерва! — Шпала пнул леди в пах. — А ты, пидерлог, не вздумай шелохнуться. В случае чего обоих припорю, блядей!

— Кончай, мне и так и эдак вышка!

— На хуй ты — тварь нужен, об тебя руки марать! Живи, если сможешь. Я вот только яйца обрежу и в рот тебе запихну, в память о нашей милой встрече!

Произнеся сию речь Витька пошел за подконвойной ковырялкой