Первый День Службы - [148]

С врагами рассчитаться? А где их взять — врагов? Со всеми давно!.. Не с потолка же брать! Может, Олежеку на всякий случай морду набить? Чтобы и после Витькиного ухода в армию Ларку десятой дорогой обегал? Глупо! Всему свету бить придется! Да, кажется, он достиг всего, чего хотел и даже сверх того, однако, Шпала по опыту знал, что в минуты недовольства собой, самоедства, сознание все равно выудит какой-нибудь факт, где он оплошал, будет разыгрывать этот факт один против всего банка удач и все равно выиграет! Вот ведь как подло устроен человек, всегда сам для себя гадость за душой держит! А вот сейчас, когда делать нечего, почему бы ему не засветить этот будущий козырь?

Как ни странно, особого счастья от всех своих успехов Витька не испытывал, а ведь есть же более полное ощущение счастья, гораздо — гораздо более полное, ведь обязательно есть, должно быть! Шпала это знает точно. Всепоглощающее мгновение счастья он испытал, стоя на боксерском ринге в Шебекино, когда его руку впервые подняли вверх в знак победы.

Провалявшись в кровати и убив таким образом время кое-как до нужного срока, Витька наконец собрался к Семеновой. Впрочем, собраться ему было — только подпоясаться! Никаких ухищрений, в смысле приведения в порядок или тем более гримировки внешности, подбора наряда, Шпала не совершал. Это казалось ему рисовкой — слишком сильно принаряжаться, да и во что? Побрился только не в очередь, так как брился он обыкновенно через день и сегодня как раз должен был быть день пролетный, но не колоть же Ларочкины губки своей щетиной! Освежился одеколоном он самым скромным образом. После бритья Витька вообще никогда лицо не умащивал, от этого у него всегда бывали раздражения. Потому брызнул по разу под мышки, и то ему казалось, что этот запах нарочито сильный. Ну, само собой, сменил белье…

Подойдя к ее квартире, Шпала вдохнул поглубже, выдохнул и нажал кнопку звонка. Внутри послышался какой-то шум, затем все стихло. Шпала, выждав для приличия, нажал еще и еще раз. Тишина. Нехорошее предчувствие холодком поползло по его душе, как туман из лощины. Неужели шум ему только послышался? Но на слух Витька вроде бы пока что не жаловался, и галлюцинаций слуховых не бывало, а вот предчувствия! Предчувствия Шпала уважал, и не уважать не мог! Судите сами: в вечер перед избиением летчика ему вдруг приталдычилась дурацкая заунывная песня: «А мне вчера приснился крокодил зеленый, зеленый-презеленый, как моя тоска…» Больше ни слова Витька не знал, и откуда эти-то вдруг возникли в голове ума не мог приложить, но две строчки стонал беспрестанно, как заклинание. Знакомые девчонки думали что у него плохое настроение, просили бросить, а он все завывал… И влетел на следующий же день.

В последнюю ночь на тюрьме они было собрались камерой мочкануть дубаков и уйти в побег. Главная роль предназначалась Шпале и вот в самый последний момент он раздумал: «Нет, ребята, чую, завтра на суд выдернут! Не сбудется, божусь, вечером сделаем, что задумали.» И на следующее утро его выдернули на суд, а оттуда прямиком попал Витька домой. Еще в пятом классе приснился ему как-то сон, что вот пришла его тайная любовь Маринка в школу в новом ни разу до того ею не одеванном платье и волосы на голове заколола необычно: сзади «жучком». А пришел Витька на следующее утро в школу и точно громом его ударило, все точь-в-точь — и платье новое, им во сне уже виденное, и прическа…

Да и вообще бывали у Шпалы такие мгновения, что вот увидит он какой-нибудь кадр происходящего вокруг кино и вдруг вспомнит, что еще в детстве снился ему однажды Большой Непонятный Сон, так — не сон даже, а разрозненные непонятные, неизвестно откуда взявшиеся видения. И вот один кадр из них сейчас целиком накладывается на действительность. Сон тот Витька давно забыл и вспоминал теперь по крупинке от кадра к кадру. И так поразительно четко накладывалось изображение на память, что сомнения быть не могло — он уже это видел! Особенно часто возникали и накладывались кадры тюрьмы: бритые головы, черные робы, решетки на окнах — это они испугали его в детстве сильнее всего. Шпала пытался вспомнить весь фильм предначертанной ему жизни, но ничего не получалось, сходилось и возникало перед глазами только прошедшее, будущее же виделось в такой густой пелене, что ничего нельзя было разобрать. Какие-то расплывчатые тени, неестественные фигуры, очертания…

Впрочем, и тогда в детстве, увидев этот сон, он ничего из него не понял и только испугался! А ведь жизнь его кем-то уже предначертана! У сна есть продолжение и конец. И этот последний кадр он, очевидно, увидит на смертном одре: склонившиеся над ним лица неизвестных еще родных, потомков. Эта мысль скользнула и потухла. В конце концов — все там будем!

Шпала приложил ухо к двери. Нет, определенно там было какое-то осторожное движение! Впрочем, что думать, когда не открывают! Быть может, шорохи слышатся из соседней квартиры? Витька вышел на улицу обесФураженный и побрел наугад. Ноги понесли его к остановке. Когда на полпути Шпала вдруг обернулся на Ларочкины окна, ему вновь показалось, что занавеска в зале чуть-чуть колыхнулась. Прямо наваждение какое-то! Может быть, у нее какие-нибудь непредвиденные обстоятельства? Нужно будет зайти еще раз как-нибудь попозже!