Первый День Службы - [118]

На шум и выстрелы устремились те охотники за приключениями, которые побежали было осмотреть место взрыва. Но тут как раз начали жахать в костре Чавыны приправы. Короче, переполох был на славу! Как у немцев в Краснодоне. Никто ничего не поймет, залегли вокруг поляны и кричат друг другу:

— Не стреляйте, это какое-то недоразумение, давайте поговорим!

А кто с кем будет говорить, если это костер стреляет, с одиночных на очереди перешел?

Встретились с Чавой в условленном месте. Сашка поведал, что все получилось в полнейшем ажуре. Поляна была пуста. Он перепортил все, что мог, схватил три ружья и побежал в лес. С дури, жадности или с голодухи (сиди в кустах — слюнки глотай!) накидал за пазуху еще жареного мяса, колбас, два пузыря водки… Жадность фраера сгубила! Лучше бы еще что-нибудь из охотничьего оборудования взял. А так… (Тут должен стоять знак сожаления, но его в русском языке нет.) По дороге одно ружье бросил — тяжело! Два других спрятал в приготовленном месте. Теперь. как повезет! Все же рискнули приблизиться к месту ТРАГЕДИИ. Стрельбы уже не было слышно, только маты. Оставленное посреди дороги ружье вытащили буквально из-под носа хозяев. Хорошо, охотники еще угли в костре разгребали, искали уцелевшее имущество. Дело сделали, тут и захваченный Чавой харч пригодился, победу отметить. Жаль, мясо простыло, а огня зажигать нельзя! Напившись, Чава порывался пойти к охотникам, заявить им, кто в этом лесу хозяин. Шпала удержал друга, успокоив тем, что де имя Чавин и так по всем лесам округи гремит. За ружьями пошли на следующий день со всеми предосторожностями. Кружили по лесу долго — путали следы, но никого не заметили. Ружья были в тайнике! Третье — брошенное по дороге, оказалось самым ценным. Пятизарядка с оптическим прицелом! Что с бою взято — то свято! Трофеи брать с собой не стали, но перепрятали еще более надежно. Окончательно забрали их лишь через неделю.

Вот это улов! Плата, достойная трудов. Но как разделить? Пятизарядка была вне конкуренции и ее сразу отложили в сторону. Чава, на правах застрельщика, выбрал себе двустволку вертикалку двенадцатый и шестнадцатый калибр тульского производства. Немногим хуже досталась и Витьке: двустволка горизонталка ижевка. Пятизарядка так и осталась по договору ничейной, общей. Не продавать же ее за бесценок без документов! Ходить с ними на охоту, конечно, было нельзя — не дай бог нарвешься на крестников, но и возраст был уже не тот — ПОСТАРЕЛИ на два месяца, а это целая эпоха в 14 лет! Начали организовываться бабьи кружки, нужно было не опоздать! Снасть в полене так и не понадобилась!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

МОРЕХОДКА: жен в каждом порту куры не клюют, три дюжины сберкнижек и квартира в Одессе с виллами на море. ЗАЖИМУХИ в подвалах. Гитлер требует 20 бутылок самогона в качестве контрибуции. Как принято одеваться, идя на бал в приличное общество? Да очень просто: в шапку ушанку, фуфайку, кирзовые сапоги и не забудьте перепоясаться солдатским ремнем! Стиральная машина как ударный инструмент кузнеца. Шпала-миротворец. Дискари ходят на «цырлах». Если вас разденут в электричке под Харьковом, знайте — это народные традиции Долбинцев, как и разбой, грабеж, обворовывание грузовых поездов, ворованный спирт и дружеские перестрелки. Переводчик с Ближнего Востока предпочитает ездить на броневике. О том, что памятники, как новобранцы в армии, раздеваются за 45 секунд. Влияние народных праздников и гуляний на численность твердых пород деревьев. Дедуктивный метод Жеребца. Торчать на заборе — это не основное предназначение штакетины! ЛЮБОВЬ И ПУРГЕН — смешивать не рекомендуется! ПЕРВЫЙ ПЕРЕЛОМ: сколько раз нужно перекувыркнуться через голову, чтобы его получить? Избиение Долбинцев. Революционный переворот — штука сложная, требующая тонкого чутья и тщательной проработки операции! — ПРЯМ, КАК В БОСНИИ! Гонки на грузовиках по пшеничному полю, помятые черепа и техника, преследования и перестрелки, разврат изощренный до предела — наилучший отдых неформальной молодежи!

Когда окончили грязищенскую восьмилетку, Чава сбил Витьку поступать в мореходку. У Шпалы до его завораживающих рассказов не было ни малейшего подобного желания. Чава нашел где-то в газете (он и газеты читал, оказывается!) объявление о приеме в Херсонскую мореходку.

— Ну и что! — прочитав подсунутую им газету, спросил Витька.

— Как что? Штурман ДАЛЬНЕГО плавания, ты что не понимаешь? Это же почти что капитан, это же ЗАГРАНКА!

— Ну и что?

— А представляешь какая жизнь у моряка который ходит в загранку?

Шпала этого себе не представлял. Чава объяснил:

— У него же денег куры не клюют, фирменные шмотки, иностранная аппаратура — любая, жен в каждом порту по дюжине! Когда такой корабль приходит к причалу, на берегу его уже встречают толпы блядей на любой вкус и цвет. Снимай любую! Морячки везде на расхват идут, бабы из-за них дерутся между собой!

— Ты-то почем знаешь, плавал или на берегу встречал?

— Не «плавал» а «ходил»! — авторитетно поправил Чавин, — моряки так не говорят — «плавал». Плавает говно в проруби! Откуда знаю? Морячок один знакомый рассказал. Я тебя с ним познакомлю. Да и потом, ты что, сам не видишь? Вон Курняк из морфлота пришел, видел, как вокруг него бабы увиваются! А твоя Ларочка так и путается у него под ногами, шпильки ему вставляет, как Моська вокруг слона — дура! Ему баба для гребли нужна, а не такая ссыкля! (Витька уже тогда выделял Ларочку среди других девчонок, но еще не потерял из-за нее голову, сердце его было занято Маринкой.) Так то ж военный, а в торгашах на тебя почище Ларочки толпами будут вешаться. Из плаванья пришел — два месяца отпуск, из кабаков не вылезаешь и то все пропить не успеваешь, еще на книжку тыщами падает. В загранку можно пять лет походить и на всю жизнь вот так хватает: кооперативная квартира где-нибудь в Одессе, вилла за городом на берегу моря…