Первый День Службы - [10]

Наконец, день настал! Парикмахерша вернулась. Заведение вновь было открыто и не вмещало всех желающих. Подождав, пока могучий поток схлынет, Витька собрал в кулак все свое мужество и нырнул. Стричься основательно он предусмотрительно отказался, ибо, трезво оценив силы, понял: с первого раза может не совладать. Попросил сделать ему окантовку. Все повторилось: и постукивание грудями в плечо, и упирание ногами… Шпала что-то там говорил, на что-то намекал, шутил. А один раз, осязая лобок, даже выдержал ее долгий взгляд. Конечно, излишне говорить о том, чего ему это стоило: Витька весь покраснел, как помидор, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Словом, победа! Еще одна атака и она СДАСТСЯ на милость победителя! Ах, если бы Шпала знал, какую злую шутку готовит ему судьбина!

Папаша, увидев пришедшего из парикмахерской Витьку, был взбешен.

— Это что же они там себе позволяют? Лишь бы деньги с людей за стрижку драть!

Витька пытался было объяснить, что «так щас модно», чем окончательно ввел предка в раж. Отец накинул на плечи пальто, наблочил на ноги скороходы, схватил Витьку за руку и поволок его обратно в парикмахерскую. Мастерицу ходоки застали кокетничающей со взрослым, недавно вернувшимся из армии парнем. Тут же папаша и обрушил на нее свою обличительную речь. Парень, не желая стеснять обе стороны, тут же исчез. Девушка некоторое время не могла взять в толк о ком речь, — Шпала был выше предка на голову. Покрасневшая, словно ученица перед учителем, Витькина несостоявшаяся жертва выслушивала несправедливые упреки. Вскоре, однако, она сообразила, что лучший способ обороны — наступление.

— Ваш сын сам просил меня, чтобы я сделала ему только окантовку.

— Мало ли чего он попросит! Вы же видите, что он еще подросток, значит и стричь его надо как подростка, и вовсе необязательно выслушивать его мнение на этот счет. Впредь стригите его только под полубокс.

— Хорошо!

Машинка, весело визжа, принялась безжалостно срезать накопленный Витькой запас волос под самую макушку. Во время папашиных наставлений парикмахерше он едва не упал в обморок, теперь же на глаза сами собой наворачивались предательские слезы, корчились отвратительные гримасы. Шпала видел свою жалкую физиономию в зеркале, тщетные потуги удержать слезы, избежать конвульсий, и от этого становилось еще невыносимей. А тут парикмахерша лезла со своими утешениями:

— Ну чего ты плачешь, отрастут твои волосы!

Она успокаивала его, как трехлетнего ребенка. Это был крах! Остатки воли покинули Витьку и он заревел во весь свой прорезавшийся уже басок. Шпала ощущал себя полным ничтожеством. Он готов был сейчас убить папашу прямо здесь же в зале этим чертовым трюмо.

В тот же вечер Витька впервые сбежал из дома. В поселковую парикмахерскую с тех пор и по сей день больше не заглядывал, стригся в городе. Парикмахерша вскоре вышла замуж и уехала в неизвестном направлении. Шпала, после случившегося, не горел желанием искать ее следы.

Трудное ему досталось детство. Вся дальнейшая жизнь, можно сказать, была загублена на корню. Даже и сейчас, во взрослом состоянии, от одного этого воспоминания в дрожь бросает.

На бакенбардах, однако, его душевная драма никак не отразилась. Наоборот, разрослись они, точно у Пушкина на портрете, висящем в школьном коридоре. Александра Сергеевича, конечно, в отличие от Виктора Ильича под полубокс не стригли, может, потому из него и вырос поэт мирового масштаба, а из Витьки обыкновенный сявка. Да и бакенбарды в гимназии, понятное дело, носить разрешалось, не то, что в нынешней советской школе. Витьке потому приходилось хитрить, изворачиваться, чтобы не спалить контрабандный товар. Еще бы! Его баки в какое-то время стали предметом внимания всей школы, а это обязывало заботиться о них, ведь Шпала был к ним лишь приложение. Для чего Витька и предпринял следующие шаги: во-первых, с первой парты предусмотрительно пересел на «камчатку», пожертвовав веселым обществом Левы Лугового, во-вторых (и самое главное!), перед каждым уроком, поплевав на ладони, Витька старательно приглаживал скулы.

Занятие не очень приятное — прилизываться, словно выдра и сидеть, ощущая на висках собственные сопли, но зато, как только раздавался очередной звонок на перемену, Шпала, воспользовавшись возникшей суматохой, украдкой нырял под парту, будто вдруг ручку уронил, и быстренько ставил шерсть дыбом. Вид от этого у него сразу становился грозным, воинственным, как у школьного кота Васьки, когда он встречается на помойке за спортзалом со сторожевым псом Макаром, лицо широким и круглым, как блюдечко, и, конечно, мужественным.

Шпала это точно знал, так-как дома многократно экспериментировал перед зеркалом. Перепробовав разные способы, Витька пришел к выводу, что лучшие результаты дает защипывание волос большим и указательным пальцами с последующей подкруткой. Тонкие, нежные еще волосы, начинают тогда как-то по особенному стыдливо виться. В таком виде Шпала выныривал из под парты, выходил в коридор и осторожно, но с достоинством, как бы выставляя напоказ величайшую ценность, нес оснащенную замечательными бакенбардами голову из одного конца школьного коридора в другой, стремясь равномерно осветить драгоценным приобретением все углы и закоулки. Особо же блеснуть кудрявой растительностью Гроздев стремился перед старшим восьмым «А» классом. Здесь училась Маринка Иванова — предмет тайных воздыханий, его любовь с первого взгляда с пятого класса.