Первый ангел - [63]

— Поэтому сдались в больницу? Чтобы от соблазна подальше?

— Очевидно. Считай — монастырь. Только мои соблазны не плотские.

— Должен спросить. Мысли о самоубийстве не посещали?

— Конечно, посещали. Каждый день заглядывают. Но это еще один «легкий путь». Это значит сдаться, признать своё поражение и отчаяться. Нет уж. Выкусят у меня божки. Имели на меня большие планы, да ничего, ничего у них не получится.

При упоминании «больших планов», у Мефистона холодом кольнуло в груди.

— Вы не думали обратить эту силу против них? На благо людей, оружие врага против него?

— Избитый аргумент, сынок. — Глаза пациента наполнились усталостью целого мира. — Это и есть соблазн, с которым я борюсь каждый день. Я не могу дать тебе простого ответа. Не могу сказать, что нельзя обратить дары Богов против них. Может быть, и возможно. Но это бег по лезвию. И я лично слишком отяжелел от запретных знаний, чтобы не оступиться.

Впервые за время беседы, Иван Сергеевич отвел глаза, будто стыдясь самого себя. Затем продолжил.

— Убеждён, что наша встреча не случайна. Если даже только для того, чтобы ты увидел, во что можешь превратиться.

— Можете не сомневаться, я ценю этот образ. Без иронии. Мысли об опасностях и соблазнах Нави посещали меня не раз. Есть ли честный путь к знанию? Не обремененный проклятием?

— Конечно. Выраженный одним словом. «Труд». Мы заслуживаем только того, чего добились сами. Это единственная причина, по которой я тебя пощадил. Твоя «сила Крови» или что-то вроде. Опасная штука, но честная. Никаких манипуляций. Видно было, как тяжело дается. Что ты изо всех сил не хочешь идти до конца.

— Страшно подумать, что есть еще и «конец»?

— Архитектор Судеб не единственный в пантеоне Хаоса. Красный путь имеет своего покровителя, никогда не забывай. Или ты владеешь силой…

— Или она владеет тобой. — Механически продолжил Мефистон, питая новое холодное предчувствие при упоминании «Красного пути».

— Поистине.

— Но Вы же как-то держали дверь закрытой, как-то излечили раны. Разве это не считается за использование силы? Не открывает разум соблазну?

— Не хочу тебя обидеть, но для меня это вообще не уровень силы. Как дышать. Технически, ты прав. Появление носителя Печати было столь необычным, что я пренебрег всей строгостью своего «поста».

Оба вновь замолчали. Каждый не мог решить, куда вести беседу и как её завершить. Разум Мефистона и на этот раз оказался более практичным и менее измученным.

— Давайте подумаем, как мы можем помочь друг другу? Изменить ситуацию. Чтобы не случайная встреча получила достойный смысл. Попробую начать. Мы оба сражаемся за будущее, против Хаоса. Помогите мне снять Печать, пожалуйста.

— Никто не может тебе помочь. Ты, наверняка, уже понял, что Печать — дело глубоко личное, интимное практически. Она сильна, пока ты в неё веришь.

— Да. Я уже понял, что она не может меня убить, если я осознанно сопротивляюсь. Но есть ведь и более тонкие воздействия!

— О, да. Как видишь, от них куда хуже.

— Значит, надо просто перестать в неё верить?

— Конечно. Просто «разверить». И дело в шляпе. Только вся наша братия отдала бы руку и даже больше, чтобы научиться этому простому трюку.

Мефистон вспомнил свой домашний ритуал изгнания Книги и кивнул, понимая, о чем идет речь.

— У всего есть цена, верно? Нужна символическая расплата.

— Верно, только чем больше получил от Печати, тем тяжелее символика. Если ты понимаешь, о чем я. — Губы пациента тронула грустная улыбка.

— Понимаю. Судя по всему, точного совета ждать не приходится? Только я сам могу найти меру и степень необходимой жертвы?

— Да, и хорошо, если с первого раза. Нет ничего досаднее неудачного кровавого ритуала… Говорю по опыту, к сожалению. Единственное, что могу посоветовать — это быть предельно честным с самим собой. Отвергая Печать, максимально точно заявить, от чего отрекаешься.

— Благодарю. Хороший совет дороже денег. Разрешите в ответ помочь Вам?

— Не шутишь? А ты дерзкий. Как же ты мне можешь помочь?

— Дело в том, что в Нави мне с Вами не сравниться, но по профессии я, действительно, психиатр. Инженер и врачеватель душ. Раз уж мы говорим начистоту, прошу выслушать моё предложение без обид.

— Валяй, сынок.

— Для начала, перестаньте называть меня «сынок». Из нас двоих добровольно согнул шею перед Хаосом только один. И пациент в психушке тоже не я. Поэтому давайте уважать друг друга. По рукам?

На лице Ивана Сергеевича вспыхнули красные пятна, под кожей прокатились бугры. Глаза недобро сверкнули, но через мгновение всё прошло. Он медленно ответил.

— По рукам.

— Ваше мужество и самоограничение достойны уважения. Как мог я преклоняюсь перед такой силой воли. Но как врач должен сказать, что Вы себя обманываете.

— В чем же?

— Прошу дать мне закончить. Вы двенадцать лет сидите за решеткой, кушаете государственный паек и задираете врачей, периодически травмируя невиновных. Вы демонстративно не пользуетесь силами, чтобы показать Богам свою непокорность. Но стоит только мне зайти, как Вы бросаетесь в драку, применяя Навь и не дав мне слова сказать. О чем это нам говорит?

— Что я решительно настроен?

— Примерно также, как одинокий мужчина на необитаемом острове настроен соблюдать половое воздержание? И да поможет ему Бог не встретить женщину?