Первые ласточки - [67]
— Югыд-би! Югыд-би!.. — закричали ребята. — Вот и дождались. Какое яркое!..
— Все! Теперь можно попрощаться с керосиновой лампой! — Любовь Даниловна еще краше, чем вчера, от нового света.
Открылась дверь, заглянула сторожиха Силовна.
— И у вас югыд-би? — засмеялась она. — Конец лампам! Отмучилась все же я!..
Вдруг электричество погасло, и стало сумрачно.
— О-о, темно!.. — захныкали ребята.
А учительница сказала:
— Вот так здорово!.. Силовна! Спички давай!..
Силовна, ругаясь и смеясь над своей оплошностью, быстро принесла спички.
Федюнька вдруг закричал:
— Смотрите, смотрите! Югыд-би начинается! Чуть-чуть… Давай, давай!.. — Он встал с места, протягивая руки к электричеству.
— Югыд-би! Югыд-би!.. — завопили радостно ребята.
Электричество зажглось как надо. Но взрослые и Люська не стали так радоваться — опять, может, погаснет югыд-би — светлый огонь. Силовна зажгла лампы — пусть горят. Евдок начал писать на доске торжественное обещание, а Любовь Даниловна проверять, правильно ли списывают ребята. За все время гасло еще несколько раз, но не прекращали работу — горели керосиновые лампы. А Федюнька думал: «Вот интересно-то: зажжется — погаснет, зажжется — погаснет. Играют, что ли?..»
Закончили списывать с доски, пионервожатый еще раз прочитал торжественное обещание и велел выучить текст назубок. Потом будет проверять перед самым праздником и завяжет красные галстуки.
Идя домой в темноте. Илька несколько раз чуть не упал — было скользко. Только открыли калитку, видят — две нарты стоят в ограде между избами. Наверное, Февра приехала.
Но тут вдруг погас яркий огонь, и они ввалились в свою избу при свете керосиновой лампы.
— Вот и ребята пришли из школы. — сказал Гриш, собравшись надеть малицу. — И мне пора на спевку в клуб…
— Февра приехала! — радовалась Елення. — Дождались наконец! Только нету ее — вышла показать новую малицу соседям. Выросла!..
Сыновья пожалели и стали расспрашивать про югыд-би.
— Югыд-би! То зажжется, то погаснет! — Смеясь, Гриш надел малицу и хотел выйти, но тут электричество снова зажглось и больше не мигало. — Вот! Будилов играет в жмурки, а мы не знали. Погасили сперва керосинки. Смотрите, не трогайте пузырек. Ну, я пошел петь. — И вышел за дверь.
А ребятишки, не раздеваясь, зашли в горницу и уставились на яркий пузырек.
— Не смотрите так на югыд-би — ослепнете. — Елення взяла тряпичный узелок. — Вот вам подарок от Февренни — сера жвачная, кедровая.
Они разделись, набросились на серу.
— А кос-яй, копченое мясо не привезли? — Илька уже жевал жвачку со щелканьем, что считалось особым умением. — Я хочу сильно копченого мяса…
— И я тоже, — не отставал Федюнька.
Мать сказала, что сестра кос-яй привезла, но немного, и надо подождать всех, чтоб попробовать.
— Февра привела свою Авку. Я вам рассказывала о ручном олененке, Февре подарил Елисей за хорошую помощь, — улыбнулась Елення. — Теперь подрос. Сзади нарты Февриной стоит на привязи. Увидите вот завтра…
— Мы ведь писали торжественное обещание, — сказал Илька. — Ну-ка, Федюнька, быстренько мне сумку…
Гриш, выйдя из избы и направляясь к калитке, полюбовался еще раз, с белой звездочкой на лбу, еще заметной в темноте. Все олени лежали, поскрипывали зубами, а Авка стояла, ожидая, видно, чего-то. Может быть, хлебца от Февры.
«Надо было мне захватить с собой, — подумал Гриш и потрогал олешка за молодые рога. — Расти, Авка, набирайся силы-мощи. Станешь настоящим оленем…» — Он стал переходить в обход упряжек к забору, да запнулся о валяющиеся хореи, чуть не упал — Февра управляла оленями и ездила вовсю.
— Вот черти. Не догадались приставить хореи наклонно, — вслух сказал Гриш.
Он забрал хореи и поставил их на забор, да вдруг задел нижний провод. Загудело чуточку, посыпался иней, но югыд-би не погас. Как ни в чем не бывало, Гриш вышел за калитку и пошел по направлению к клубу.
Когда-то он считался в селе хорошим певцом — пел густым баритоном. Он даже в германскую войну одно время служил в музыкальном взводе барабанщиком, и напарником у него был Бобыль-Антон, пел басом, здешний, мужевский. Он и сейчас живой, только поет редко — болеет после ранения. И Гриш стал тоже редко петь — годы, видимо. Да и работа, семья, прохлаждаться некогда. Молодые растут, у Петрука сильный голос, и Февра поет ничего. Но сейчас, во время подготовки к большому празднику — десятилетию Октября и появлению югыд-би, он по приглашению клуба посещает спевки и разучивает новые песни. Приходят на спевки и другие, даже Бобыль-Антон. Есть и тенор. Как запоют все хором — только держись.
начал петь он негромко, заложив руки за спину.
А Елисей, Эдэ и Февра, смеясь над югыд-би, вышли во двор.
И Февра тоже подошла к оленям и несла хлебец Авке.
Февра казалась выше ростом, подросла за полгода, а старик и старуха стали вроде ниже, почти вровень с ней.
— Но кому-то, видно, помешали наши хореи. К забору приставил их рядышком. Ишь ты! Сейчас мы уберем их — переведем упряжки к амбару. Надо было давеча оставить там… — Елисей взялся за длинные и тонкие жерди-хореи и хотел откинуть их назад, но вдруг как загудит и сверкнет что-то сверху, старик упал, и хореи свалились рядом. Закричал:
Переиздание одноименного романа, повести «Последняя кочевка» и рассказов старейшего ненецкого писателя. Произведения, написанные на автобиографической основе, воссоздают историю Тюменского Севера 20-х–30-х годов нашего столетия.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.