Переодетый в новую гимназическую форму, с белым серебряным гербом на голубой фуражке, подтянутый лакированным ремнём, Митя был не похож на себя. Бледное личико Ванды, в обрамлении коричневого платья и белого, хорошо отглаженного передника, казалось, светилось в темноте. Гимназист и гимназистка стояли у окна полуосвещённой витрины писчебумажного магазина, задерживая свой взгляд на длинном составе тёмных вагонов, подготовленных к отправлению.
Наконец из-под колонки подошёл паровоз и, прицепившись к составу, бодро и деловито запыхтел, поднимая пары. Мощный, заливистый свисток резко пронзил дымную темноту. Где-то в середине состава трижды подняли и опустили фонарь: это был сигнал — поезд отправляется.
У ступенек железнодорожного моста стоял с винтовкой часовой-доброволец и испытующим взглядом ощупывал всех проходящих.
Некоторых он отстранял.
— Проход через мост, господа, временно закрыт!
Но девочка-гимназистка и сопровождавший её гимназист с толстым фолиантом под рукой не вызвали у добровольца никаких особых подозрений («А открой он книгу, — с тревогой думал Митя, проходя мимо часового, — наткнись на ящик со взрывчаткой — и нам с Вандой не сдобровать!») Но вот они уже на мосту. Слава богу, пока пронесло...
Сквозь разрываемый ветром дым они увидели состав и услышали лязг буферов, поезд уже трогался с места: крыши вагонов, постепенно ускоряя движение, проплывали в темноте под их ногами. Между крышами то и дело мелькали зияющие провалы сцеплений. Надо было так рассчитать, чтобы книга точно попала на крышу вагона. Промахнись, и она сразу ухнет туда, в этот черный, узкий колодезь, прямо на рельсы, где с угрожающей и страшной беспощадностью набирали скорость тяжёлые чугунные колеса. Тогда беда!
Митю била нервная лихорадка. От этого чередующегося мелькания вагонных крыш и черных провалов начинала кружиться голова. Он хотел уже сбросить книгу вниз через перила моста, но маленькая, сильная ручка Ванды повелительно и своевременно удержала его: от одной десятой секунды, от небольшой ошибки вся операция и сложная подготовка к ней шли насмарку. Через мгновение Ванда скомандовала по-цирковому: «Ап!» — и энергично подтолкнула Митю в спину: её привычный к меняющимся скоростям глазомер был верней. В тот же миг Митя разжал руки, и книга точно угодила на проплывающую в темноте крышу вагона. Оглядевшись ещё раз, они неторопливо пошагали через мост, хотя Мите не терпелось припустить бегом и как можно скорее оторваться от железной дороги. В эти напряжённые и тревожные секунды он ещё более оценил удивительное спокойствие и самообладание Ванды, — как ни в чем не бывало она шла рядом, весело щебеча и рассказывая ему какую-то придуманную историю о какой- то несуществующей бабушке Феклуше, боявшейся мышей. Не торопясь сошли они с моста по ступенькам и, лишь пройдя с полквартала, бросились бежать в сторону базара. У монастырской стены они немного отдышались.
Ослепляющий взрыв обдал темноту мёртвенным светом, и гулкий удар потряс землю. Со стороны кладбища застрекотал пулемет.
Верхушки осенних деревьев загорелись отражённым огнём пожара. Взрывы следовали один за другим, оконные стекла со звоном сыпались па землю. Из дворов выбегали встревоженные люди с детьми.
Проскакали верховые.
— Бросайте подводы! — кричал один из них. — Подожгли поезд со снарядами...
В обозе поднялась суматоха. Кони не слушались возчиков, храпели, били задом, мялись на месте. Люди спрыгивали с подвод и, оставляя вещи, бежали куда попало.
Взрывы захлёбывались в странном клокотании, напоминавшем кипение чудовищного котла.
— Ящики с патронами занялись, слышите? — протрезвевшим голосом крикнул капитан.
Андрюша испуганно жался к его рукаву.
В небе, освещённом пожаром, вертелось пухлое колесо дыма. В самую середину обоза ударил снаряд и, не разорвавшись, перевернул подводу.
Клокотание перебивалось глухими взрывами, казалось, что лупили в туго натянутый барабан. На монастырской колокольне били в набат. Рассыпанные по тротуарам осколки стекла отражали огненное небо, напоминая развеянные ветром угольки костра. Во дворе с высоким забором мрачно мычала корова. По крышам стучали осколки разрывающихся снарядов. Попадая на дорогу, они поднимали светлую пыль.
По линии обоза скакал верховой.
— К мосту!.. К мосту подавайтесь!.. Дорога к морю отрезана! — кричал он, без остановки нахлёстывая коня по ребрам.
— Что же делать? — умоляюще заглядывая в глаза Батурину, спрашивал Андрюша. Капитан надвинул фуражку набекрень, лицо его приняло сухой, суровый вид.
— Разгружайте мажару! — быстро распорядился он.
Добровольцы бросились на подводу и в одну минуту очистили её от вещей.
— Заворачивай к мосту!
Чмурло ударил вожжами, и кони резко повернули в переулок, капитан вскочил в мажару на ходу.
— Господа, дорога отрезана, придётся пробиваться на Новороссийск, через горные станицы...
Сквозь поднятое покрывало пыли Сашка в последний раз глядел на отцовский дом.
