Первые философы Индии - [17]

Очевидно, что в этот долгий перечень тезисов и антитезисов (а мы его еще не завершили) включены и проблемы, которые обсуждались в более позднюю эпоху, чем шраманская (типа вопросов о двойственности, вербализуемости знания и об освобождении), но наличие антитезы «Все — единство» и «Все — множественность», которая, как мы только что видели, была предложена для разрешения Будде, свидетельствует наряду с чисто шраманскими вопросами о вечности мира, существовании другого мира и прочими, о том, что «Ланкаватара-сутра» воспроизводит «режим работы» и интересующей нас ранней локаяты. Упражняясь в аргументах pro и contra, локаятики не могли не осваивать законов традиционной логики. Их тезисы и антитезисы позволяют считать, что они различали два основных отношения альтернативности, сформулированные позднее в «Аналитиках» Аристотеля: их альтернативы обнаруживают отношения и контрадикторности (тезис В противоречит тезису А) и контрарности (тезис В противоположен тезису А).

Нет сомнения и в том, что на своих школьных занятиях локаятики отрабатывали и софизмы. Комментатор палийского канона Буддхагхоса приводит образчик их искусства словесного фехтования: «Кем был создан этот мир? Тем-то. Ворона белая ввиду того, что ее кости белые, журавль красный ввиду того, что у него кровь красная». Перед нами явление, которое можно условно назвать диалектической метафорой: софизм является

результатом того, что суждение о части (цвет костей, цвет крови) переносится на целое. Вероятно, локаятики вопрошали друг друга: принадлежат ли кости вороны вороне? а если да, то может ли ворона быть одним, а ее кости другим? В средневековых палийских лексиконах приводятся аналогичные софизмы вкупе с тезисами и антитезисами: «Все чисто — ничто не чисто; ворона — белая, цапля — черная; на таком-то основании и на таком-то». Более чем вероятно, что локаятики на своих занятиях делились, как и ведийские жрецы, на две «партии», которые поочередно отстаивали соответствующие тезис и антитезис (вначале одна «партия» настаивала на том, что все есть единство, а не множественность, затем вторая), выдвигая и соответствующие софизмы.

Однако имеются все основания полагать, что локаятики применяли свое «школьное» искусство аргументации и за порогом школы. Тот же Буддхагхоса однажды называет в качестве «локаяты» и текст диспутантов, которых он называет витандиками. А это значит, в свою очередь, что локаятики рассматривались им в виде диспутантов, стремящихся к победе любым способом, не выдвигающих своих «доктрин», но живущих лишь разрушением «доктрин» оппонентов. В таком случае локаятики имели свои специальные учебные пособия по дискуссии, которые они применяли на практике, странствуя по городам и весям. Иными словами, они были софистами, прибегавшими к тому, что Аристотель называет эристикой — ведением спора по принципу цель оправдывает средства[26].

2.

Локаятики, однако, были далеко не единственными эристами шраманской эпохи. Искусство философского спора ради самой аргументации демонстрируют несколько ярких современников Будды, имена которых дошли до нас в палийских преданиях.

Паривраджак по имени Пасура настолько гордился своими способностями ставить в тупик любого оппонента, что ходил из города в город, оставляя, вероятно на воротах, ветку яблоневого дерева джамбу; каждый, кто решился бы поднять эту «перчатку», должен был вступить с ним в публичную дискуссию. Один из лучших учеников Будды по имени Сарипутта, который сам прошел школу знаменитого Санджаи (см. ниже), велел ветку снять, и когда Пасура, сопровождаемый, что очень важно, большой толпой, пришел к нему в «гостиницу», то ему пришлось впервые испытать горечь поражения. По правилам игры того времени потерпевший должен был признать приоритет той общины, чей представитель остался победителем, и Пасура вступил в буддийскую общину-сангху. Но его обращение оказалось фиктивным: он начал спорить со своим буддийским наставником и переспорил его. Вернувшись в желтой робе буддийского монаха к паривраджакам, он стал периодически наведываться в сангху, чтобы спорить уже с самим Буддой. Конец его эристике вынуждено было положить, считают буддисты, божество, опекавшее ворота знаменитого парка Шравасти под названием Джетавана, где Будда очень любил проводить время. Божество сделало Пасуру немым, и тот не смог возразить ни слова Будде.

Мать другого софиста по прозвищу Сабхия была дочерью аристократа, и родители отдали ее в обучение к одному паривраджаку, чтобы она освоила учения и нравы своего времени. Однако паривраджак обучил ее не только этому: вскоре обнаружилось, что ученица забеременела, и богемное братство паривраджаков бросило ее. Во время своих уже одиночных странствий она родила сына «под небом», почему он и получил прозвище «Сабхия». От матери, в которой ничто нам не мешает видеть одну из первых индийских «философинь», сын унаследовал 20 полемических тезисов, которые она весьма успешно испробовала на знаменитых шраманах и брахманах. Без сомнения, они были построены в виде тех тезисов и антитезисов, коими пользовались локаятики и содержали, вероятно, также трудноразрешимые софизмы. Мать Сабхии после этого «переквалифицировалась», занявшись медитативными упражнениями (в коих также преуспела), а сын добросовестно продолжал ее прежнее ремесло. Как профессиональный диспутант он сидел у городских ворот, давая частные уроки знатным юношам, но принимал и прочих. Когда он узнал об успехах проповеди Будды, то решил вступить в дискуссию и с ним. Как-то раз он посетил его в увеселительном саду знаменитого царя Магадхи — Бимбисары, в парке Велувана близ Раджагрихи (столица Магадхи), куда Будда частенько захаживал со своими монахами, и после беседы вступил в буддийскую сангху (если верить буддистам, он стал впоследствии даже «совершенным» — архатом).