Первородный грех. Книга первая - [18]

Его рука скользнула по холмикам ее грудей; пальцы легко коснулись шелковистой кожи; в нем загоралось пламя желания. Но он продолжал сдерживать себя, пока не почувствовал, что она начала постепенно расслабляться и ее дыхание стало более глубоким и ровным.

– Тебе хорошо? – спросил Франческ.

– Да, – прошептала она, открывая в темноте глаза. – Ты такой нежный.

– Но ты все еще боишься меня?

– Я боюсь… но не тебя. Скорее, себя.

Его ласки действовали на нее успокаивающе. Ей стало чудиться, что она будто всплывает, всплывает на поверхность из мрака, в котором блуждала. Мышцы расслабились, тело сделалось невесомым. Кончита даже слегка вздрогнула, словно во сне. Он снова поцеловал ее, и она сделала попытку ответить, чуть прижавшись своим закрытым ртом к его губам.

Франческ слегка отстранился, затем снова приблизил лицо, показывая ей, как нужно целоваться, как следует подставлять губы. Вот так. Так удобно. Удобно… и непривычно. А сколько возможных вариаций! Вот он провел языком по ее губам. Такой большой грубый мужчина, и такие осторожные, ласковые прикосновения! Почти как у ребенка…

Ее голова шла кругом. Целующихся мужчин и женщин она прежде видела только на открытках и картинках журналов. И кое-что слышала об этом от подруг. Например, французский поцелуй. Это более неприлично, чем обычный поцелуй…

Их языки соприкоснулись. Ой, грех-то какой! Но приятно, как же приятно. Просто откровение. Словно ты позволяешь чужой душе дотронуться до твоей души. Словно ты рассказываешь другому человеку о самом сокровенном, о своем внутреннем мире, где бурлит горячая кровь, где пульсирует скрытая от посторонних глаз жизнь.

Кончита почувствовала, как его рука потянулась книзу, и в смятении сжала ноги. Она уже не так боялась, просто сердце билось необычайно часто, да какое-то непонятное любопытство просыпалось в ней. Но она стеснялась. Она не хотела, чтобы он трогал ее в этом месте. Только не там!

Рука Франческа нежно гладила ее бедра; его дыхание становилось все более прерывистым. Господи, он так ее хотел! Страсть охватила его, словно лихорадка, и ему стоило немалых усилий сдерживать себя. Он медленно потянул кверху ее ночную рубашку. О! Его пальцы ощутили шелковистую мягкость волос, скользнули вниз по теплому бугорку, протиснулись дальше, осторожно пытаясь заставить ее раздвинуть ноги.

– Кончита, – прошептал Франческ, – позволь мне поласкать тебя там.

Ну когда же он собирается вводить в нее эту свою штуку? Она слегка раздвинула бедра, почувствовав при этом, как возбуждается и твердеет его член, – точно так же было и с Джерардом в тот день… нет, она не должна думать об этом.

Пальцы Франческа ласкали Кончиту. Там. Сгорая от стыда, она лежала, не смея пошевелиться. Единственным мужчиной, чьи пальцы дотрагивались до нее в этом месте, был доктор, который осматривал ее. «Боюсь, сомнений нет, сеньорита. Вы ждете ребенка». О Боже, что же он делает?

Целый сонм ужасных воспоминаний вихрем пронесся у нее в голове, сковав Кончиту безумным страхом. Франческ почувствовал ее реакцию и, проклиная себя за нетерпеливость, тут же убрал руку. Но было поздно. Она снова вся сжалась и, в отчаянии мотая головой, разрыдалась.

– Франческ, нет! Прошу тебя, не надо…

– Ну же, успокойся.

– Пожалуйста, разреши мне встать… ну хоть на минутку…

И тогда он открыл рот и произнес три слова, которые – он был в этом просто уверен – должны были обязательно тронуть ее сердце. Потому что ни одна женщина не могла остаться равнодушной к ним.

– Я люблю тебя.

Она сразу замерла. Затем он услышал тихий всхлип и понял, что Кончита продолжает плакать.

– Это правда? – глотая слезы, проговорила она. – Ты в самом деле любишь меня, Франческ?

«Прости меня, Господи, – подумал он, обнимая и прижимая ее к себе. – Если я еще и не люблю ее, то, наверное, скоро это будет правдой».

Прильнув к нему, Кончита провела рукой по его лицу, по его волосам.

– О, я тоже постараюсь тебя полюбить, – дрожащими губами произнесла она. – Я очень, очень постараюсь!

– Пожалуйста, не плачь, – просил Франческ, вытирая ее мокрые от слез щеки.

Гроза утихла, хотя дождь все еще барабанил по крыше.

– Но ты правда меня любишь?

– Да, малышка. Конечно, я тебя люблю. Я ведь женился на тебе, верно?

– Да, – прошептала она. – Ты же не стал бы этого делать без любви?

– Конечно, нет.

Он услышал ее счастливый вздох и почувствовал, как мгновенно спало ее внутреннее напряжение, словно раскрутилась пружина невидимого часового механизма. Когда она повернулась к нему, от ее отчуждения не осталось и следа.

– Возьми меня, – промолвила Кончита. – Я хочу тебя.

Сквозь щели в ставнях, будто яркие полоски лазурита, синело безоблачное небо. Она даже не сразу сообразила, где находится. Затем сладко потянулась, чувствуя, как разливается по телу какая-то странная истома.

Она стала Кончитой Эдуард. Теперь у нее были и собственный муж, и собственный дом, и собственная супружеская постель.

Она посмотрела на дремавшего рядом Франческа и тихонько дотронулась до его бородатого лица.

Он сказал, что любит ее.

Эти слова до сих пор висели в воздухе, они еще жили в этой убогой спаленке, в которую так несмело, как бы крадучись, уже начал проникать свет наступившего утра.