Первомайский - [7]

А вот лейтенант Поддубный теперь мог со спокойной душой залезть в теплую кабину, и ждать, абсолютно ничего не делая, когда бригада двинется домой. Пришлось, правда, еще пару раз строиться: кто-то важный из верхов прилетал на базу с неизвестной целью. Ледяной ветер не унимался, и приятными эти построения назвать было никак нельзя.

Ожидание перемен несколько затянулось, но, наконец, в четвертом часу пополудни тронулись. И сразу произошло ЧП: на мостике, не справившись с управлением, механик опрокинул БМП в кювет. Вокруг машины суетились люди, мельтешил полковник Егибян. Так как колонна замерла, Витин водитель быстро смотался к месту происшествия и вернулся с сообщением, что задавило срочника. Только он запрыгнул в кабину, как впереди стоящая машина взревела и тронулась вперед. Проезжая через мостик, Поддубный разглядел неподвижную фигуру в нелепой позе, отложенную в сторону, дабы не мешала реанимировать технику, и со смешанным чувством подумал: «Вот и первая потеря в нашей части — и, как и следовало ожидать, нелепая».

В кабине «Урала» вместе с Витей помещалось еще четверо. Теснота было ужасной. Зато тепло. Планшетку Витя не снял, она давила ему в бок. Под сиденьем лежал вещмешок со всем, чем положено и мешался под ногами. Слева от лейтенанта сидел Логман, а справа — маленький сморщенный контрактник бандитского вида. Для начала Витя, как говорится, закемарил, потом очнулся и вгляделся в дорогу: она показалась ему незнакомой. Смутное чувство тревоги кольнуло слегка сердце, но лейтенант подумал, (сознание подбросило успокаивающую мысль), что ночью просто было плохо видно, поэтому-то он и не узнает дороги. Проносились мимо заснеженные поля, грязные черные лужи с разбитым льдом; уходили вдаль маленькие незнакомые поселки со стоящими вдоль улиц обитателями, привлеченными необычным зрелищем.

Неожиданно колонна остановилась. Из кабины был виден блокпост, стоящие темные фигуры широкоплечих ОМОНовцев. Внезапно контрактник очнулся:

— Вот менты живут, да! Через пост проедешь с мандаринами — полмашины отдай. Через другой проедешь — еще полмашины. Так никакой торговли не сделаешь!

Вите неприятно было это слышать, но он уже закалился на службе и только подумал: «Не судите — да не судимы будете».

Сначала Поддубный решил, что это кратковременная остановка, но минуты шли, и постепенно Витя почувствовал, что домой они сегодня не попадут. И, с осознанием этого прискорбного факта, ни с того, ни с сего заломили колени. Ситуация становилась все отчаяннее, потому что боль росла, и, похоже, останавливаться на достигнутом не собиралась.

Следя за внутренними ощущениями, лейтенант и не заметил, как стемнело. Мимо машины прошагал Рустам, стукнул в дверь:

— Витек! Жми вперед, получай сухпай на свои расчеты!

«Ну вот», — подумал Поддубный. — «И я на что-то пригодился».

Сначала выполз «бандитский» ваучер, затем сам Витя тяжело спрыгнул на землю — почувствовал облегчение в ногах, расправил бушлат под ремнем. «Какого хрена я еще подсумок на ремень повесил», — подумал лейтенант. «Надо снять планшетку и подсумок — тогда я стану уже, и мне будет легче сидеть». Это все он уже додумывал, подходя к «Уралу», где раздавали сухпайки.

— Второй дивизион, — закричал Поддубный. — Третий, четвертый расчет!

Прапорщик наверху посветил фонарем в какой-то список, что-то черканул в нем и, отложив бумажку, выдал лейтенанту тушенку мясную, консервы рыбные и пару саек хлеба. Во время возвращения Витя внезапно почувствовал, что в темноте может не найти свою машину. Поддубный усиленно вглядывался в темные кабины, силясь разглядеть там хоть что-то знакомое, пытался вспомнить особые приметы своей техники (номер он и не запоминал даже — а зря!), и, наконец, шестым чувством, с глубоким облегчением, понял, что вот она. В кузове «Урала», тесно прижавшись друг к другу, выдавал зубостучащий репертуар расчет третьего орудия; а сразу же за этой машиной оказался автомобиль четвертого расчета. Поддубный раздал продовольствие под восторженные бурные крики чертовски голодного личного состава. Завершив этот акт милосердия, Витя вернулся на свое законное место: однако теперь уже он сам должен был сидеть у дверцы. Все лишнее с пояса лейтенант затолкал под сиденье и действительно, размещаться ему стало намного легче. Захотелось есть, (офицеры тоже люди, не так ли?). Но как только Логман открыл банку сайры, колонна тронулась.

Поскольку дорога оставляла желать лучшего, есть было весьма неудобно. Лейтенант пару раз в прямом смысле слова пронес ложку мимо рта. За стеклами кабины, кроме клочка пространства, освещаемого фарами, не зги не было видно. Поддубный потерял ощущение времени и тупо смотрел на светящиеся экраны приборов.

Колонна опять затормозила на каком-то шоссе. И как оказалось, надолго. Впоследствии Поддубный часто думал, что эта ночь была, пожалуй, самой тяжелой как для него самого, так и для его солдат. Шоссе простреливалось ледяным ветром насквозь, отойти от техники никто не решался, так как было совершенно неизвестно — будут они здесь стоять всю ночь или сейчас тронутся; костров не жгли по той же причине. Несчастные бойцы дико мерзли.