Первомайка - [76]

Притом еще и меня признали подозреваемым. Из дела пропадают самые важные документы. Акты судмедэкспертизы мне не выдают на руки уже который год.

Повторную независимую экспертизу следователи назначать не хотят. В общем, заминают дело по полной программе.

— Ну а кто-нибудь из наших тебе помогает? Ну Стас, например?

Лейтенант, задумчиво разгребавший остывающее кострище, вспомнил про Гарина, и я лишь с досадой поморщился от этого напоминания.

— А что Стас? Он сейчас живет в Москве и теперь может только языком болтать, а до дела у него руки не доходят. Его же в «Альфу» взяли инструктором по тактико-специальной подготовке. Может, для того, чтобы языком не болтал, или он действительно суперпрофессионал по тактике, не знаю. Дали в столице белокаменной трехкомнатную квартиру. Он теперь на недосягаемой высоте, а про других сослуживцев вспоминает только по праздникам.

— Да. Хохол наконец-то стал москвичом, — прокомментировал доктор карьерный взлет моего оперативного офицера.

— Москвичи — это те, кто родился и вырос в Москве. А я его называю или чмосквичом…

— Как-как? Чмосквичом? — удивленно переспрашивает лейтенант.

— Вот именно — чмосквичом. Или по другому — москвичмом, — со злой усмешкой выговариваю я. — Когда меня обложили почти со всех сторон и угрожали убийством, то я попросил его сделать мне временную прописку, чтобы я мог с семьей отсидеться в Москве. Так он испугался за свою жилплощадь и отказался дать этот штампик в моем паспорте. После этого я перестал с ним поддерживать связь, да и говорить о нем не хочу. Одно дело, когда он простачком прикидывался: придет в госпиталь к кому-нибудь и все продукты сожрет на халяву, а потом извиняется: «Ну ты, брат извини. Я же хохол». Пришел он и ко мне в госпиталь…

— И тебя он объел? — засмеялся старший лейтенант.

— А ты думаешь, что он поскромничает? — тоже рассмеялся я и сказал уже серьезно. — Да хрен с этой едой. Мне он сказал, что я в камышах тарился под Первомайским, а он от духов отстреливался. Ну, чисто сельский дурачок — и что с такого возьмешь? А когда понадобилась серьезная помощь, так он показал свою истинную натуру…

— Не знаю даже что и сказать… — задумчиво протянул доктор. — Это ведь Москва. Может, он за свою жилплощадь и за семью так боится?

— Вот именно. Если обеими руками держаться за большую и пышную звездень, то другу он теперь может протянуть только… Что?

— Свой конец.

— Правильно. Может быть, кому-то это приятно, но только я почему-то больше не хочу с ним общаться.

Опять стало тихо. Я подумал, что слишком уж загрузил всех присутствуюих серьезной и невеселой информацией, что надо бы сменить тему разговора, и тут я вспомнил статью из нашей южной военной газетенки:

— А еще наша окружная «Окопная сплетница» брешет, что я подорвался на своей гранате. Выдернул чеку и уронил гранату под ноги. Потом наклонился посмотреть, что же с ней станет, и тут она сработала. Мне выбило глаза и посекло осколками ноги.

Здесь все невольно посмотрели мне на ноги. Я нарочито громко вздохнул и задрал штанины. Ноги как ноги, кроме растительности — ничего особенного.

— «Офицер получил множественные ранения ног» — процитировал я реплику газетчика из нашего «Брехунка».

— Слушай, ты в следующий раз перед приходом к нам еще по бутылке прибинтуй к ногам. Ладно? — задумчиво предложил лейтенант. — У маскхалата штанины широкие, никто и не заметит.

Все засмеялись, а доктор вздохнул:

— Кому что, а ему лишь бы выпить.

— Да с одной бутылки даже по сто грамм на нос не вышло, — отвечал лейтенант. — От таких новостей уж точно выпить захочешь. А организмы у нас молодые и закаленные, так что маловато будет. Или в грелке попробуй. У нас рядом с училищем спиртзавод стоит. Так нам девки местные в грелке спирт носили.

— А то я не знаю. Так то же училище, а здесь… Божья благодать.

Хоть я и стараюсь говорить эти слова шутливо и весело, но мне опять становится тягостно на душе. Я-то понимаю, что лейтенант, да и все остальные, были бы рады хоть на какое-то время заглушить свою жгучую тоску по родным и близким…

Но я тут ничего не могу поделать и только лишь потише повторяю:

— Да… У вас тут божья благодать…

— Это понятно… А как там наши поживают? — вдруг спрашивает один из них.

— Ну, я знаю, у доктора и начсвязи дома все нормально. А вот к остальным выбраться то времени, то денег нету. Да и здоровье барахлит. К твоей матери твои земляки заезжают, которые с тобой в бригаде служили, — сказал я маленькому солдату.

Так и не дождавшаяся своего единственного сына мать после тяжелой потери серьезно заболела, долго лечилась в ПНД и стала инвалидом. Но про это я умолчал, старательно избегая его пытливого взгляда. «Тебе этого лучше не знать. А вот съездить к родным сержанта и лейтенанта как-то совесть не позволяла. Все-таки мои подчиненные… Но в этот год обязательно поеду», — подумал я.

Внезапно в воздухе раздался знакомый громкий гул. Небо было безоблачное и чистое, но гудение было очень знакомым. Гул все нарастал и больше и больше напоминал мне гудение самолетных двигателей, заставляя меня встряхнуться и что-то делать.

— Ну, мне пора…

Я начал осторожно спускаться по склону, по которому узенькой змейкой вилась тропка. Где-то на середине пути тропинка резко оборвалась, и я полетел вниз… …И проснулся с бешено колотящимся сердцем. Весь в холодном поту, я лежал и слушал, как на соседнем военном аэродроме ранним утром прогревают двигатели тяжелые транспортные самолеты.