Первомайка - [75]

— Выходит, этот журналюга был двойным агентом, — лейтенант недовольно глядел себе под ноги. — Задал ты нам задачку. А почему этот журналист не наврал чеченам?

— Это его надо бы спросить. Ты же сам видел, как боевики в полный рост и спокойно шли в атаку на наш вал. Да и чеченцы тем и отличаются, что обязательно постараются выполнить свои обещания, а тем более угрозы. А журналист — это заметная фигура в столице, и жить он хочет так же, как и все… т я чуть было не сказал «мы», но через секунды проговорил: — люди.

Но мою заминку заметили, и доктор, лежа на спине и задумчиво глядя в небо, тихо и твердо произнес:

— А мы тоже не торопились умирать…

Я хотел было что-то сказать, но ком в горле не дал это сделать. Тут начальник разведки 58 армии поднял свою голову и пристально посмотрел мне в глаза:

— Ну и что ты будешь делать?

Все остальные тоже смотрели на меня. Я с усилием проглотил этот предательский комок, а потом негромко и четко сказал:

— Сначала попробую добить этого гада через Генпрокуратуру — это она занимается уголовным делом по Первомайскому. Хотя полной уверенности нет. В том фильме, где генерал Михайлов говорил про «проплаченный „зеленый“ коридор», выступал еще один следак по особо важным делам, который вел дело Радуева, а фамилия его то ли Попов, то ли Распопов, который тоже недоуменно разводил руками и все никак не мог понять, как же именно Радуеву удалось вместе со всеми заложниками спокойно покинуть село. Если эти следователи из Генеральной Прокуратуры станут заминать это дело с журналистом, то тогда и станет окончательно ясно, что дело здесь темное…

— Дело ясное — что дело темное, — невесело пошутил старший лейтенант, бывший ранее связистом.

— А ты не боишься, что он может с ними до сих пор контачить? — все также лежа на спине, спросил меня доктор.

— Все может быть, — медленно ответил я. — После первой войны он не раз с ними встречался. То радиостанции и спецснаряжение для их антитеррористического центра привезет, то еще чего-нибудь сделает для них.

— Это что за еще центр такой? — удивленно спрашивает полковник.

— После первой войны они сделали у себя антитеррористический центр, который должен был заниматься борьбой с терроризмом. А руководил этим центром Хункар-паша Исрапилов, который был у Радуева во время рейда на Кизляр и Первомайское как бы военным руководителем. То есть сам Радуев занимался политическими вопросами, а Исрапилов организовывал и командовал боевыми операциями радуевцев.

— То есть этот журналюга после войны встречался с ним?

— И не только встречался, но и помогал им закупать для этого антитеррористического центра радиостанции, спецснаряжение и прочую дребедень. И все это под видом помощи новому спецподразделению демократической Ичкерии, которое будет бороться с террористами и другим уголовным элементом.

— Чудеса, да и только! — пробормотал кто-то.

— А на тебе это может как-то отразиться? — спросил лейтенант. — Ну, я имею в виду чеченцев…

— Ну, на меня еще в феврале 2000 года уже было покушение, когда меня били только по голове, по пустой глазнице и уже бессознательного хотели задушить. Но я пришел в себя, смог укусить нападавшего за руку и вырваться. Заем я добрался до своего Макарова и отпугнул этого гада. Тогда я получил сотрясение мозга и закрытую черепно-мозговую травму… Ну, полечиться пришлось с годик…

— Ни хрена ж себе! — от этого известия контрактник даже вскочил на ноги и зашвырнул пинком полупустую банку в костер.

— И это вдобавок к тому тяжелому ранению? — профессионально уточнил доктор. — Неужели не видно было, что слепого бьют?

— Да все было видно. Потому и били по пустому глазу, — негромко засмеялся я. — Да мне-то еще повезло! Моего тестя избили так, что проломили череп, и потом пришлось удалить часть мозговых тканей. А ему ведь шестьдесят лет… Сейчас, скажем прямо и честно, он доживает свои дни… Такие травмы просто так не проходят… А через пять месяцев избили моего двоюродного брата. И везде один и тот же почерк: бьют тяжелыми предметами и только по голове. И никаких свидетелей, а тем более виновных…

— Вот гады… — выругался связист. — А они ведь предупреждали, что после войны будут убивать наших офицеров…

— Это ты зря. Вот на чеченов-то я как раз и не думаю. Ну не станут они охотиться на одинокого и слепого инвалида. Они ведь бойцы, а не шакалы. Я более чем уверен, что это работали по заказу наших местных ворюг с большими погонами, которым я мешаю воровать деньги у остальных инвалидов войны. Они ведь на нашей крови такие деньги имеют, что строят здоровенные особняки, ездят на дорогих джипах, отдыхают на Канарах…

— А ты их, наверное, хочешь отправить на нары? — с некоторой долей иронии спросил полковник.

— Да ну что вы… Я не хочу… — в тон ему скромно ответил я. — Я уже пытаюсь это сделать… А что делать? На войне — как на войне. Путевки подлечиться в санатории они мне не дают, деньги у меня воруют. Вот и приходится воевать.

— Ну и кто побеждает? — уже серьезно задает вопрос начальник разведки. щ Ты ведь один, а их сколько?

— Да. Их много, а я один. Вот на меня напал один отставной майор, которого менты теперь пытаются отмазать. Уголовное дело возбудили только через год.