Первенцы русской свободы - [126]
В своём изложении мы забежали немного вперёд, но мы должны были сделать так, чтобы доказать наше положение: резолюция о вызове Пушкина ещё не предвещала помилования; она не была результатом предпринятого определённого решения, благоприятного просьбе поэта. Напротив, окончательное решение откладывалось. Хлопотами Карамзина и Жуковского, желанием сохранить изысканное украшение царствования, наконец, боязнью вызвать отказом вновь к жизни ненавистный источник вольномыслия была подготовлена возможность помилования Пушкина, но возможность вдруг встретила серьёзное препятствие — в инциденте со стихами «На 14 декабря». Пушкин сам должен был дать ответ, и окажись, что он действительно в стихах метил на 14 декабря, не тем бы кончилось его «призвание» в Москву. Нам приходится теперь восстановлять связь увоза Пушкина из Михайловского с делом о стихах на 14 декабря, в славу Николая I порванную биографами, но сохранились современные известия о том, что Пушкин был затребован в Москву именно по этому делу. Таковы были предания Тригорского, о которых сообщает М. И. Семевский[781]. Так рассказывает и Вигель, который мог быть осведомлён о несчастии своего племянника, пострадавшего за распространение стихов Пушкина.
В то время как делали распоряжения о «призыве» Пушкина в Москву, агент Скобелева Коноплев съездил в Сердобский уезд Саратовской губернии, разыскал проживавшего у родителей Леопольдова и узнал от него, что стихи Пушкина были взяты им у прапорщика Молчанова. Леопольдов сейчас же сообразил, что при подобном обороте дела ему не пройдёт даром эта история, и отправил Бенкендорфу письмо, в котором доводил до его сведения, что у него имеются преступные стихи и что, очевидно, злоумышления противу правительства не совсем ещё истреблены[782]. Вернувшись в Москву, Коноплев тотчас же доложил полученное им сведение Скобелеву, а тот в то же время «свёз оное к генерал-адъютанту Бенкендорфу». Молчанов был разыскан и арестован. В тот самый день, когда Пушкин объяснялся с Николаем Павловичем — 8 сентября,— от Молчанова была отобрана начальником главного штаба следующая подписка:
«Я нижеподписавшийся получил стихи сочинения Пушкина на 14-е декабря от Александра Алексеева лейб-гвардии конно-егерского полка шт.-капитана, во время моего возвращения, в Петербург с ремонтом в феврале месяце 1826 года».
Итак, в то время как Пушкин, совершенно удовлетворительно объяснивший свою роль в истории со стихами, отстраняется (но — увы! — только на первых порах!) от дознания, правительство с особенным рвением стремится отыскать и наказать распространителей и приспособителей стихотворения к событиям 14 декабря. Молчанов, очевидно, во внимание к его быстрому сознанию, был переведён тотчас же из гвардии (пионерный эскадрон) в армию (нижегородский драгунский полк), но с тем, чтобы до окончания дела он содержался под арестом. Приказ о переводе состоялся 9 сентября. По показанию Молчанова был найден и арестован Алексеев. 16 сентября по высочайшему повелению он был арестованным отправлен в Москву. В Москве его допрашивал начальник штаба И. И. Дибич, и Алексеев, «не отвергая того, что отдал стихи Молчанову, не только не объявил в своё время сочинения сего начальству, как того требовал долг честного и верного офицера и русского дворянина, но, не раскаиваясь в своём поступке, решительно не захотел открыть, от кого он сам получил сии бумаги». Мы уже упоминали, что на Алексеева пытались воздействовать мольбами и проклятием его престарелого отца. Запирательство Алексеева было принято за доказательство намерения «скрыть следы, по которым могли быть открыты злоумышленники, распространяющие подобные сочинения». И Николай Павлович приказал судить Алексеева военным судом с непременным условием, чтобы суд был окончен в три дня. Уже 25 сентября Дибич передал высочайшее повеление. Со стремительной быстротой в тот же день состоялась военно-судная комиссия и через три дня приговорила Алексеева к смертной казни. Стремительность была рассчитана, очевидно, на то, что Алексеев убоится и назовёт лицо, от которого он получил стихи. Но он не сделал этого по той простой причине, что не мог вспомнить. Сохранилось следующее известие, записанное А. Я. Булгаковым 30 сентября: «Наташа[783] была у Алексеевых и приехала оттуда расплаканная. Бедный отец и мать в прежалком положении; я не понимаю упрямства сына старшего. Может ли быть, чтобы он не помнил, от кого получил стихи эти мерзкие? Отец, к коему был он приведён, угрожал ему проклятием; как ни был он тронут, как ни плакал, а всё утверждал, что не помнит. Кажется, это было не 10 лет назад! Все утверждают, что стихи Пушкина, однако же надобно это доказать и его изобличить». А 1 октября Булгаков писал: «Стихи точно Пушкина. Он не только сознался, но и прибавил, что они давно напечатаны в его сочинениях. Тут речь о французской революции, только многое кем-то украшено, с разными прибавлениями, и поставлено заглавие: 14 декабря. Кто этот труд взял на себя — неизвестно, а добираются. Бенкендорф сказывал Брокеру: эти стихи так мерзки, что вы верно выдали бы своего сына сами, ежели бы знали, что он сочинитель»
