Первая жена - [2]

Шрифт
Интервал

А пока ранней весной ребята решили выкопать заветную банку. Снег лежал плотно. Он только-только начал подтаивать и в местах сугробов пока еще был спрессован и тяжел. Ребята, взяв лопату, дошли до земли, а дальше копать не решались. Во-первых, и со снегом-то устали, а во-вторых, земля казалась просто каменной. К тому же они заспорили, в каком именно месте нужно копать. И их представления о месте раскопок расходились где-то на полметра, а то и больше.

Решено было закидать все заново снегом и ждать оттепели.

Деньги они осознанно закопали: чтобы за зиму не потратить. А собрать им нужно было значительную сумму – на фотоаппарат. Конечно, денег было еще очень и очень мало. В основном финансы вносил Саня. Он, помогая отцу прошлой осенью торговать на рынке, заработал ни много ни мало, а четыре рубля с мелочью. Семен Петрович не был прижимистым. Всегда сыну запросто давал то на мороженое, то на пряники, которые ребята обожали. А уж за помощь на рынке – это святое! И Саня рос щедрым пацаном. Всегда угощал Виталика то леденцами, то семечками, купленными у бабушки Мани под магазином, а то и халвой, которую огромными кусками завозили в их сельмаг раз в месяц и которую толстая продавщица Лиля с трудом кромсала огромным тесаком, ругаясь при этом нещадно. Халва пахла подсолнухами так, что кружилась голова. Ребята терпеливо ждали, глотая слюньки и наслаждаясь сочным ароматом семечек.

Виталик же совершенно иначе относился к сбору средств. Он жадно контролировал процесс закладки и ревностно следил, сколько монет и бумажек опускает его дружбан в стеклянную утробу. Сам же внес изрядно помятый рубль и двадцать восемь копеек медяками.

За зиму удалось еще кое-что скопить по мелочи, и ребятам не терпелось пересчитать их общее богатство, а, возможно, даже, если наберется много монеток, то поменять их в магазине у тети Лили на бумажный рубль.

Фотоаппарат они тогда так и не купили. Деньги ушли на ремонт старого велосипеда, доставшегося Виталику от старшего двоюродного брата. Сначала куда-то подевался насос, а без насоса как? Потом звонок перестал звонить окончательно, и никакие попытки его реанимировать к успеху не привели… Затем пружина под сиденьем вышла из строя, и эту поломку осилить ребята тоже не смогли. Поволокли велосипед в ремонт, где и расплатились почти всеми накоплениями. Ну на мороженое, конечно, хватило, а вот на фотоаппарат – уже нет.

– Саня, а помнишь банку?

– Какую банку? – Саня с трудом вышел из своего романтического воспоминания и с недопониманием посмотрел на друга.

– Ну ту… которую мы с тобой в саду закапывали?

– А! Банку?! Помню, конечно! Только к чему ты сейчас?

– Не знаю… Вспомнилось детство почему-то… Знаешь, у меня в последнее время все чаще ностальгические приступы какие-то случаются. Как начну вспоминать наши проказы, игры… И смакую подробности, и перебираю в голове то слова, то движения. Кто куда повернулся, кто как посмотрел… Помнишь Юльку Доронину?

– Юльку? – Саня поморщился, напряг лоб. – Это которая ушла от нас в восьмом классе?

– Ну да! Она!

– Помню. И что? – Саню начало вдруг раздражать неуместное воспоминание друга. Он-то с ним совсем другими мыслями мечтал поделиться, а тот своими полузабытыми историями напрягает.

– Так… Ничего… Ты извини, я перебил твою мысль… Что-то ты мне говорил про Наташу, по-моему….

– Да. Про Наташу! И даже не про нее, а про мои ощущения, про мое отношение к ней. Я так влюбился тогда! Ну просто голову потерял!

– Да помню я прекрасно тот период. Работа – по боку, семья заброшена, Майя в слезах! Я же тогда приезжал в Москву часто.

– Так меня вся эта влюбленность тогда закружила!

– А к чему ты? Все уже определилось. Все вроде бы логично. Влюбленность переросла в любовь. Родилась новая семья. Как было принято говорить в советское время? Новая ячейка общества! Майю только жалко… Детей…

– А что их жалеть-то?! – взвился вдруг Саня. – Сама Майка, по-моему, не особенно-то и жалеет… А дети? Ну что дети? Разве я их бросил? Нет, конечно! Они и в гостях у нас часто бывают, и содержу я их по-прежнему.

И хотя говорил Саня очень энергично, уверенности в голосе не было. Да, он искренне поведал другу о своем общении с детьми, и тем не менее от Виталия не укрылось некое сомнение. И тень на лицо Сани упала, и глаза он опустил…

Виталий взял в руки альбом. Это были фотографии новой жизни друга. Вот он с молодой женой на пляже, вот в окружении каких-то людей – то ли вечеринка, то ли прием высокосветский. Вот они вдвоем позируют фотографу где-то в студии. А на следующей странице она – новая жена – крупным планом, и через пару страниц – опять она. Виталик заскучал:

– Слышь, Сань! – Виталий отложил альбом. – А давай наши старые фотки посмотрим. Помнишь, ты собирал… еще доармейские, и потом тоже… много было интересных событий. Наверняка у тебя сохранились.

– Конечно! Вон возьми – второй альбом снизу… И третий тоже… Синий.

Мужчины находились в библиотеке у Сани. Тот очень уважительно относился к книгам и частную свою библиотеку собирал с любовью, размахом и даже неким шиком, если такое слово применимо к библиотечному делу. Продумал он все: мягкий свет, теплые ковры, глубокие кресла и всякие мелочи в изобилии – блокноты, ручки, закладки. Хотел картотеку завести, но руки пока не дошли, хотя мысль об упорядочении книгохранилища присутствовала у него всегда.


Еще от автора Ольга Борисовна Агурбаш
Любовь без гарантий

Любовный треугольник…что кроется за этим? Интрига, риск, захватывающие встречи, страсть? Все это казалось Нине безумно заманчивым когда-то. Так сказать, двойная порция наслаждений. Но что происходит в реальной жизни? Разбитые сердца, отчаяние, муки совести и… СЛИШКОМ МНОГО СЕКСА.


Febris эротика

Казалось бы, у Ирины есть все для того, чтобы быть счастливой. Любящий муж, две очаровательные дочери, интересная работа наконец. Но кто сказал, что человеку нельзя мечтать о большем? Самое сложное — найти свою настоящую любовь и вновь ощутить себя желанной. Почувствовать вдруг, что хочется совершать прекрасные глупости, забыв о наскучившей роли примерной матери и жены. Ирина встречает свою любовь на курорте, и ее сердце начинает биться в унисон запретным желаниям и страстям. «Febris erotica», или любовная лихорадка, — прекрасная болезнь всех влюбленных.


Влюбиться on-line

Нелюбимая жена, уже совсем взрослая дочь, более не нуждающаяся в его заботе, пустые разговоры, рутина, отчаяние… Свет начал уходить из его глаз. Но желание полюбить заново толкает его на один, казалось бы, нелепый шаг. На сайте знакомств он так и пишет – «ХОЧУ ВЛЮБИТЬСЯ», абсолютно не подозревая, сколько страданий может принести эта новая любовь.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.