Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой - [47]
В самом начале осады двое основных арабистов, бывших с 6-й дивизией, сэр Перси Кокс и Джерард Личман, уехали из города, оставив Таунсенда без необходимых посредников при общении с местным населением. В результате генерал, опасаясь проблем с жителями Кута, ввел в отношении них крайне жесткую политику. В наказание за воровство со складов в начале декабря расстреляли двенадцать местных жителей. После слухов о выстрелах по британским солдатам из городских домов командир 6-й дивизии взял в заложники несколько местных старейшин, пригрозив и их поставить перед дулами «при малейших признаках измены»[66]. Если казни воров, вероятно, принесли пользу, то взятие заложников стало контрпродуктивным, лишив армию посредничества первых лиц города при общении с местным населением, на которое падало все больше военных тягот: их отправляли на принудительные фортификационные работы, а их дома уничтожали ради укрепления позиций или пускали на дрова. Недоверие к местному населению выразилось и в приказе, предписывавшем всем бойцам 6-й дивизии в городе все время быть при оружии.
Никто из британцев, от рядового солдата до командира дивизии, не сомневался, что местное население передает противнику сведения о положении в городе. В турецких документах не существует ни единого упоминания об этом, более того, османы стреляли в любого гражданского, пытающегося выбраться из города. С их точки зрения, опять же уходящей корнями во времена суровых древних осад, жители должны были оставаться в городе, все сильнее истощая британские запасы провизии.
Единственным методом поднятия духа как своих солдат, так и местных жителей Таунсенд сделал регулярный выпуск обращений и воззваний, которые в основном сводились к призывам держаться твердо. Некоторые из них вышли ему боком. К примеру, 7 декабря генерал уведомил подчиненных, что подкрепления уже в пути и достигнут Шейх-Саада за неделю. Когда они будут под Кутом, в обращении не говорилось, но оно подлило масла в огонь многочисленных слухов, что осаду снимут в кратчайшие сроки, самое позднее до конца декабря. Лейтенант Симмонс вспомнит позднее: «Большинство верило, что нас выручат к Рождеству, самое позднее к новому году»[67]. Когда этого не случилось, все дальнейшие послания от Таунсенда воспринимались уже с куда меньшим доверием. Генри Рич написал, что «обращения к войскам стали источником удивления и раздражения. Мы очень выборочно переводили и зачитывали их нашим индийским солдатам»[68].
Помимо написания этих бумаг, Таунсенд не принимал никаких мер по укреплению боевого духа. Врач 48-го саперного батальона Спекман свидетельствовал: «Таунсенд был для нас в те дни далекой фигурой, практически неизвестной и редко видимой в лагерях и окопах»[69]. Мартин из 22-го пенджабского писал: «Таунсенд не знал ничего о своих индийских частях, он их даже не видел»[70]. Артиллерист Мауле, бывший практически постоянно в штабе Таунсенда в Куте, отметил в своем дневнике в конце декабря: «Таунсенд практически никогда не выходит, что является огромной промашкой потому, что люди его никогда не видят и он не может ничего увидеть своими глазами»[71].
В этих условиях несколько странно смотрится бездействие Таунсенда в отношении подготовки к продолжительной осаде. Даже в конце декабря не предпринимались никакие меры по сбережению продовольствия. Не были проведены реквизиции съестного у местного населения и не введены продуктовые нормы. Не закрыли даже базары, на которых все еще свободно продавали продукты. Хуже того, не сократились пайки солдат. На протяжении декабря это еще можно было объяснить необходимостью поддержать силы войск после тяжелого похода и во время масштабных фортификационных работ, но к концу декабря их почти полностью завершили, и большинство солдат проводили дни в праздности.
Если верить сэру Джону Меллору, «к концу декабря, особенно после того как мы отбили атаку на Рождество, мы закопались в достаточной степени. Для всех осталось слишком мало работы, и мы могли спокойно перейти на половинные рационы, и люди бы не пострадали от этого»[72]. Более того, индийские солдаты питались особенно хорошо. Например, 120-й раджпутанский батальон на протяжении всего декабря получал паек с четвертью, как и бойцы многих других батальонов. Согласно служившему в 5-й индийской гаубичной батарее Джону Бушу, «чтобы поддержать настроение, индийцам в то время выдавали куда больше еды, чем нам»[73].
Опасения Таунсенда относительно надежности его сипаев выразились и в том, что он отказался сменить на передовой понесшую серьезные потери во время последнего штурма 17-ю бригаду. Генерал считал, что если отвести ее из передовых окопов, то это приведет к еще большему снижению дисциплины, которое в тыловых лагерях возле города может перекинуться и на другие части.
В то же самое время Таунсенд возлагал все большие надежды на постепенно исчезающую возможность быстрого прорыва британских частей извне. Уже 9 декабря, всего через два дня после окружения города, генерал отправил Никсону телеграмму, в которой просил предоставить ему помощь в следующие десять-пятнадцать дней. Он повторил это Эйлмеру 12 декабря, дополнив на следующий день, что вряд ли сможет выстоять, если противник предпримет решительный штурм. 24 декабря последовала новая отчаянная телеграмма, в которой выражалась надежда на осуществление деблокады до 10 января. Эйлмер ответил на следующий день, сообщив, что готов выдвинуться в сторону Кута с теми немногочисленными силами, что сейчас есть в его распоряжении, «если условия абсолютно требуют этого»
