Первая работа - [20]
– Себастьян, – подсказала Дана.
– Точно, цыпонька. Они за мной побежали… И все чего-то madre, madre. А я, вся в слезах, кричу: «Да какая я мадра… Нянечка я Данкина! Няня!» И они в ответ: «Ниньера, ниньера!» Я думала, они мне «няня» кричали. Разве нет?
Последний вопрос был адресован мне.
– Да, – тяжело вздохнув, сказала я, – это «няня».
– Ты сказала profesora! – возмутилась Дана.
– Так тоже можно сказать, – еле слышно ответила я.
В тот вечер я не могла заниматься своим домашним заданием. Не могла готовиться даже к какому-то особому опросу, которым грозила историчка.
Подсела к папе – он смотрел по телику запись соревнований по бобслею. Он обнял меня, и мы начали смотреть вместе. Я задремала. Мне снилось, что я мчу по склону на санках.
Сзади сидит папа, впереди – Данка. Тесно, не двинешься.
Дана смеется и говорит голосом Розы Васильевны:
– Что ж ты, егоза, преподавать пошла, если сама язык толком не знаешь? Ревешь? А зря. Москва слезам не верит!
Я вздрогнула и проснулась.
– Пап… Слушай. Думаешь, иногда можно не готовиться к истории?
– Можно, – легко ответил папа и завопил бобслеистам: – Давай-давай-давай!
Глава 18
Во всем виноваты якобинцы
Историчка задумчиво покрутила в руках указку и сказала:
– Скажи мне, Молочникова, вот что. В чем основное отличие Французской революции от английской, той, что случилась в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году?
Я стояла заложив руки за спину и думала о том, что у меня все-таки есть друзья. Это мои родители. Они не друзья в полную силу, конечно. У них нет аккаунтов в «Фейсбуке» и «ВКонтакте», и они любят командовать. Но все же оба, понемножку каждый, мои друзья. И глупо было заставлять друга решать, готовиться тебе к истории или нет. Даже если друг – папа.
– Ждешь, пока сама станешь частью истории? – не выдержала Елизавета Ильинична.
– Простите, думаю, – честно сказала я.
Еще «немножко другом» я считала Ольгу Сергеевну. Мне нравилось ее чувство юмора, и она смеялась над моими шутками.
Ольга Сергеевна приносила в класс журналы про жизнь зарубежных звезд на английском языке, которые покупала во время путешествий. Я же была единственным человеком, который понимал то, что там написано о Кристен Стюарт и Линдси Лохан.
Сегодня утром я встретила в коридоре Ольгу Сергеевну.
Она подмигнула и сказала, что накануне имела small alk с Елизаветой Ильиничной и теперь я просто обязана в благодарность поехать на олимпиаду. Я расслабилась и не стала заглядывать в учебник истории перед уроком.
И вот на тебе. В чем может быть это дурацкое отличие двух революций?!
«Садись, Молочникова, на пересдачу в следующий раз», – должна была заявить Елизавета Ильинична. Но она наклонила голову набок, отложила указку, которую вертела в руках, глянула на меня поверх очков и произнесла:
– Ну хорошо… Тогда попробуй обобщить известные тебе факты. Например… Что составляет силу и слабость якобинского движения? Скажу тебе по секрету…
Историчка понизила голос. Напомнило, как в детстве мама брала мой горшок, хватала меня за руку и шептала: «Пойдем-ка в ванную, у нас с тобой будет ма-а-аленький секретик».
– Так вот, – продолжала Елизавета Ильинична, – ответ на этот вопрос дал знаменитый историк Французской революции Ипполит Тэн. Но мы попробуем догадаться сами.
Не знаю, почему она сказала «мы». Она не собиралась мне помогать. Класс тоже. Ромка сидел уткнувшись в учебник. Девчонки на первых партах смотрели на меня с ужасом, боялись, что, если я не «обобщу», вызовут их. Арсен зевал.
Дана тоже зевает на моих уроках. Я перевела взгляд на историчку… И вдруг поняла, что мы с ней похожи! Очки в темной оправе, костюм. Строгий взгляд поверх очков.
Неужели я тоже такая противная и строгая на вид?
– Молочникова. – Историчка поправила очки, съехавшие на нос. – Феномен якобинизма, согласно Тэну, характеризовался прежде всего…
Она глянула в какой-то листок, торчащий из учебника, и прочла:
– «Характеризовался определяющей ролью утопической идеологии по отношению к политике». Это можно было сказать своими словами, Молочникова. Что якобинцам нравилось захватывать власть. Быть диктаторами. Но ты не сказала. Хотя вчера Ольга Сергеевна долго убеждала меня, что ты умная девочка.
«Я тоже говорю Дане, что она умная девочка», – пронеслось у меня в голове.
– Вы должны уметь анализировать! – повысила голос Елизавета Ильинична, обращаясь ко всем. – Вы десятый класс! Вы должны уметь проводить параллели. Включать головы! Твое непонимание темы, Молочникова, – моя личная головная боль.
«Вранье, – подумала я, – как будто ей есть до меня дело. Ушла из школы и забыла. Любят они драматизировать. Головная боль… Спасибо, что не кишечная».
– На следующий опрос я приглашу Ольгу Сергеевну, – решительно сказала историчка, – а пока садись. Два.
– Как – два? – ахнула я. – А пересдать?
– Хватит мне нервы мотать, – отрезала историчка. – Дальше поехали. Носиков! К доске.
Я вернулась на место. «Четыре» в четверти по истории мне уже не светило. Вот тебе и гуманитарий.
Но хуже было другое. Я вызывала на занятия Розу Васильевну точно так же, как Елизавета Ильинична собиралась вызвать Ольгу Сергеевну. Я такая же, как историчка. Вредная и гадкая.
