Первая проза - [2]
Мне кажется, что все решилось в дороге. Я ехал в Алма-Ату поездом. Это была очень тяжелая весна. Тяжелая во всех отношениях. Люди в тылу жили напряженно и трудно. В пути я всюду ощущал их беспокойство: почему на фронте затишье? Почему мы дальше не наступаем? Все окружающее было полно такой суровой реальности, что первоначальная мысль — а может быть, все-таки поэму? — уходила все дальше и дальше. На смену ей пришло ощущение, что то, что я видел и пережил в Сталинграде, в стихи, в поэму не лезет. Надо писать прозу.
И когда я приехал в Алма-Ату, у меня созрели некоторые планы.
Решил взять именно тот период, который я видел. Задумал кончить первым днем нашего наступления, а начать тем днем, когда я сам оказался в тех краях. Это было накануне критического момента, когда уже шли бои за Мамаев курган, когда в бой вступила дивизия Родимцева.
Найдя в Алма-Ате стенографистку, я решился диктовать. Когда уезжал из Москвы, редактор «Красной звезды» сказал мне, что дает отпуск с таким уговором: как только кончится затишье и на фронте начнутся важные события, он меня вызовет. И бог его знает, сколько мне отведено времени для работы. А вдруг через две, через три недели, в лучшем случае через месяц меня вызовут? Кто может поручиться! Значит, надо спешить. И я спешил.
Опыт диктовки стенографистке у меня был. Зимой сорок первого — сорок второго годов я уже диктовал пьесу «Русские люди». Весной сорок второго, в короткие паузы между командировками на фронты, я диктовал свои военные дневники, мобилизуя память и отбирая все наиболее существенное из кратких записей во фронтовых блокнотах. Именно тогда были надиктованы страницы, составившие потом первый том «Разных дней войны». Рукопись лежала в сейфе у редактора «Красной звезды».
Куда же мне было в то время девать свои военные дневники?..
И вот в Алма-Ате я стал диктовать книгу о Сталинграде. Влез в эту работу как проклятый и в мае-июне надиктовал примерно три четверти чернового варианта романа. (Я не оговорился: эту вещь я поначалу считал романом; как роман она и была впервые опубликована. Потом я понял, что все-таки это повесть.) Роман у меня получался длинный: я надиктовал тогда листа двадцать два — двадцать три, а конца еще не было. Я где-то чувствовал, каким он должен быть, этот конец. Но на бумагу это пока не легло. Тем не менее дело шло все ближе к концу. И все больше нарастала тревога, что меня вот-вот могут вызвать.
И меня вызвали. Я махнул в Москву. Спрашиваю: куда ехать? Редактор говорит, что никуда ехать не надо, ничего, мол, не происходит. Просто два месяца отпуска уже прошли. Слишком затянулся отпуск. Пиши здесь, в Москве. Не кончил еще? Нет, не кончил. Не помню, давал ли я ему тогда читать что-то из написанного. Может быть, и давал. Все было тихо, и я работал со стенографисткой еще неделю, спешил. Но однажды ночью мне позвонили: через два часа за тобой придет машина. Немцы начали наступление на Курской дуге. Тебе надо ехать туда.
Я поехал на Курскую дугу. Был в 13-й армии генерала Пухова. Как и в Сталинграде, многое видел вблизи, так сказать, в упор. Не раз испытывал чувства опасности и страха, что, в общем-то, обычно на войне. Но к этому у меня прибавился страх, что я не кончу книгу о Сталинграде. Вы знаете, я боялся, что вот убьют и книга останется недописанной. А я уже увлекся ею, ведь это была первая моя проза, большая по объему. Мне она нравилась, пока я писал. В большом запале писал, и мне казалось, что это хорошо. Было ощущение, что пишу нужную, настоящую вещь, и мне было бы обидно ее не кончить. Конечно, я делал все, что положено было делать на войне корреспонденту, но душа уходила в пятки чаще, чем обычно.
Вернулся в Москву, отписался за поездку на Курскую дугу и лихорадочно взялся заканчивать книгу. Казалось, еще неделю поработать и точка была бы поставлена. Но тут новая поездка на фронт. За ней вторая, третья, четвертая — помнится, было четыре поездки, которые рвали на куски заключительные главы книги. Последние четыре листа я написал, кажется, буквально за три дня в нервном ожидании очередной поездки. И вот интересно: эти четыре листа остались в дальнейшем почти такими же, какими они были написаны с самого начала.
А вообще-то я беспощадно продирал текст, сокращал, выкидывал целые куски. Из надиктованных почти тридцати листов оставил только шестнадцать.
— Эта большая, беспощадная, как вы сказали, работа по сокращению текста была связана с какими-то существенными изменениями первоначального замысла книги или нет?
— Вы знаете, когда пишешь какую-то первую вещь, непривычную для тебя, — не будем при этом забывать, что книга о Сталинграде писалась по горячим следам, среди войны и о войне, — хочется впихнуть в нее все, что ты видел, что помнил, что думал, что сам пережил.
Так было у меня, например, с «Русскими людьми». В первом варианте эта пьеса была страниц двести с лишним. Потом мы с Николаем Михайловичем Горчаковым, опытным режиссером, бесконечно сокращали. Также и с «Днями и ночами» получилось. Я написал много того, что потом не вошло в окончательный текст. К сожалению, у меня сейчас нет под руками чернового варианта этой книги — он хранится в ЦГАЛИ.
Роман К.М.Симонова «Живые и мертвые» — одно из самых известных произведений о Великой Отечественной войне.«… Ни Синцов, ни Мишка, уже успевший проскочить днепровский мост и в свою очередь думавший сейчас об оставленном им Синцове, оба не представляли себе, что будет с ними через сутки.Мишка, расстроенный мыслью, что он оставил товарища на передовой, а сам возвращается в Москву, не знал, что через сутки Синцов не будет ни убит, ни ранен, ни поцарапан, а живой и здоровый, только смертельно усталый, будет без памяти спать на дне этого самого окопа.А Синцов, завидовавший тому, что Мишка через сутки будет в Москве говорить с Машей, не знал, что через сутки Мишка не будет в Москве и не будет говорить с Машей, потому что его смертельно ранят еще утром, под Чаусами, пулеметной очередью с немецкого мотоцикла.
Роман «Последнее лето» завершает трилогию «Живые и мертвые»; в нем писатель приводит своих героев победными дорогами «последнего лета» Великой Отечественной.
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю „Русские люди“», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов. Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А. Корнейчука и «Нашествие» Л. Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная.
События второй книги трилогии К. Симонова «Живые и мертвые» разворачиваются зимой 1943 года – в период подготовки и проведения Сталинградской битвы, ставшей переломным моментом в истории не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны.
1942 год. В армию защитников Сталинграда вливаются новые части, переброшенные на правый берег Волги. Среди них находится батальон капитана Сабурова. Сабуровцы яростной атакой выбивают фашистов из трех зданий, вклинившихся в нашу оборону. Начинаются дни и ночи героической защиты домов, ставших неприступными для врага.«… Ночью на четвертый день, получив в штабе полка орден для Конюкова и несколько медалей для его гарнизона, Сабуров еще раз пробрался в дом к Конюкову и вручил награды. Все, кому они предназначались, были живы, хотя это редко случалось в Сталинграде.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса... ...со скоростью мира».
В этой книге мы решили вспомнить и рассказать о ходе русско-японской войны на море: о героизме русских моряков, о подвигах многих боевых кораблей, об успешных действиях отряда владивостокских крейсеров, о беспримерном походе 2-й Тихоокеанской эскадры и о ее трагической, но также героической гибели в Цусимском сражении.
От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".