Первая книга Мышастого - [8]

— Всё, кончилось, — сказал я.

— Значит, девять. Неплохо. — Дядя протянул мне корзину. — Можешь выпускать. Я придумал пословицу: вдвоём за зайцем погонишься — всё равно не поймаешь, зато черепах сколько угодно, пока не кончатся.

Дальше писать не могу. Тётя только что поставила мне градусник и предупредила:

— Лежи смирно! Собьёшь температуру, будешь мерить второй раз.

По мне уж лучше написать десять писем, чем два раза мерить температуру.

До скорой встречи!

Ваш Мышенький».

— Вот видишь, они, оказывается, заболели, — с огорчением сказала Иринка, досчитав письмо.

— Ты права, у меня ужасный характер, — призналась я и дала себе честное слово никогда не сердиться заранее.

Глава девятая Продлись, продлись, очарованье!.

На следующее утро мы получили ещё одно письмо.

«Мы почти выздоровели, но всё ещё лежим под пуховыми одеялами», — писал Мышенький, — «Температуры нет и тётя разрешила мне взять в постель блокнотик и фломастеры. По-моему, я остановился на том, что дядя придумал пословицу и мы вернулись домой очень довольные, но совершенно больные.

— Ну вот, допроверялись! — ворчала тётя, укладывая нас в постель.

— Апчхи! — сказал Мышастый.

— Будьте здоровы! — сказала Пугва, которая, как всегда, зашла буквально на минуточку.

— Да кто ты такой, чтобы пословицы переделывать?! — швырнула на плиту чайник Сестра.

— Апчхи! — сказал Мышастый.

— Будьте здоровы! — сказала Пугва.

— Апчхи! — поддержал дядю я.

— Та-ак, куда иголка, туда и нитка! — плюхнула горчичники в миску с водой тётя. — О чём с вами говорить, если вы не понимаете, что в пословицах всё образно, в переносном смысле.

— Что образно, это апчхи!.. — согласился Мышастый. — Но должно соответствовать действительно. Капля камень точит, все…апчхи!..Я проверял.

— Будьте здоровы! — сказала Пугва.

— Ты ещё проверь, не в свои сани не садись, интересно, чего добьёшься? — Сестра хлопнула горчичником по моей спине.

— Апчхи! — пожал плечами Мышастый. — Не знаю, это зимняя пословица.

— Будьте здоровы! — сказала Пугва.

— Запомни, выше лба уши не растут! — отрезала Сестра Мышастого, налепив мне последний горчичник.

— Растут, у зайцев, — задумался Мышастый. — Интересно, почему всё время осечка именно с зай…апчхи…цами?!

— Будьте здоровы! — сказала Пугва.

— На всякое чихание не наздравствуешься! — заметила Сестра и ошпарила кипятком капустный лист.

— Ах, как вы можете так говорить! — воскликнула Пугва. — Это жестоко, они ведь так больны. Будьте здоровы — в таких случаях очень помогает.

— Моя дорогая, в таких случаях ещё больше помогает чай с вареньем и горчичники, — фыркнула тётя и завернулась в капустный лист.

(Сестра Мышастого заворачивается в капустный лист, когда выходит из себя. Горячий капустный лист очень успокаивает).

— Но поддержка, искреннее сочувствие окружающих не менее важно! — запротестовала Пугва.

— На чужой рот пуговицы не нашьёшь — сказал вдруг Мышастый.

— На что это вы намекаете?! — вспыхнула Пугва и вылетела из комнаты.

— Медведь несчастный! — взорвалась тётя. — Она же теперь неделю дуться будет.

— А что я такого сказал? — растерялся Мышастый. — Я просто вспомнил пословицу.

— Лучше чихнуть, чем такое вспомнить! Не могу сказать что-нибудь другое?! Без костей рыбки не бывает, например.

— Но про рыбу было бы совершенно некстати, — удивился дяд.

— Зато, при Пугве, про пуговицу — это в самый раз! Ошпарю-ка я ещё один капустный лист, чувствую, одного сегодня не хватит.

— Зря она обиделась и ушла, я собирался прочитать вам стихи, — сказал дядя.

— Какие ещё стихи? — заинтересовалась Сестра.

— Новые, одни придумались, пока я чихал. Называются „Белый заяц“, — объявил Мышастый:

Он в лес вошёл,

Махнул лапой

И вошёл,

Причём совсем,

Он в лес вошёл,

Махнул лапой

И вошёл,

Причём совсем

Он в лес вошёл.

Махнул лапой

И…

— Вошёл, — поставила точку Сестра.

— Спасибо, поблагодарил её Мышастый. — Эти стихи очень увлекают и самому невозможно остановиться.

— Хорошие стихи, — похвалила Сестра, — Но почему они называются Белый Заяц?

— Белый относится не к зайцу, а к стихам. Потому что, когда в стихах нет рифмы, это белые стихи.

— Допустим, но где же заяц? — спросила Сестра.

— Заяц подразумевается, — ответил дядя.

— Где?

— Он в лес вошёл, неужели непонятно?

— В лес мог войти и волк, — возразила Сестра.

— Что ты? Ни в одной книжке не написано — волк вошёл в лес. Волки всегда выходят из леса. Например:

Я из лесу вышел: был сильный мороз.

Типично волчьи стихи.

— Не может быть! — удивилась тётя.

— Без сомнения. Вспомни:

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз.

— Ну и что?

— А то, что он сразу приметил лошадку. Обрати внимание, именно лошадку, а не лошадь. Почему?

— Почему? — переспросила Сестра.

— А как ты сама называешь что-нибудь вкусненькое? — Творожок, сметанка, карамелька…

— Верно, верно, — согласилась тётя, — как же я сама не догадалась?

— Знаешь, я передумал, — сказал Мышастый.

— А я уверена, это был волк, — заявила тётя.

— Да нет, я про свои стихи, — объяснил дядя.

Я всегда поражался способности дяди одновременно думать о разных вещах.

„Это очень просто“! — сказал мне однажды Мышастый. — „Главное, чтобы мысли аккуратно лежали одна на другой, как стопка конвертов. Иначе они начнут сползать и путаться. Но, если ты держишь мысли в определённом порядке, то можешь думать о всей стопке сразу“.