Первая гражданская война в Риме - [58]
Параллельно с цензом началась и муниципализация общин cives novi. Общины, члены которых получили гражданство по lex Iulia 90 г., видимо, стали по этому закону именоваться municipia fundana civium Romanomm, и более их статус не регулировался. Dediticii populi, судя по всему, обрели гражданские права без уточнения того, какого рода общины они должны образовать. События 88—87 гг. прервали подобного рода мероприятия, однако в 86 г. (по крайней мере, не ранее) они возобновились. Разницы между институциональными структурами лояльных Риму в 90—88 гг. общин и тех, что приняли участие в восстании, не наблюдается. Похоже, все общины вчерашних союзников, которые получили муниципальный статус при Цинне, возглавлялись кваттуорвирами[741]. Соответствующий закон, судя по всему, был принят самое позднее в 83 г. Впрочем, в одной надписи из Петелии, касающейся муниципальных вопросов, упоминается lex Cornelia, автором которого, по мнению некоторых исследователей, вполне мог быть сам Цинна, и в этом случае он датируется 86—84 гг.[742] Однако это лишь terminus post quem, сам же процесс (как, впрочем, и дарованиие гражданских прав) растянулся очень надолго, и даже спустя десятилетия оставались районы Апеннинского полуострова, которых муниципализация так и не коснулась, что при тогдашних средствах связи и, что самое важное, не очень высокой заинтересованности римской верхушки в ускорении этого процесса, в общем-то, неудивительно.
Особо следует остановиться на вопросе об основании марианцами колонии в Капуе. О ней сообщает Цицерон (de lege agr II 90-94): он побывал там в молодые годы вскоре после создания колонии, которую возглавляли преторы Луций Консидий и Секст Сальций. Они, если верить оратору, были полны надменности, тогда как простой народ (illi tunicati) испытывал страх. Цицерона же и его спутников будто бы называли в Капуе «не гостями, а чужестранцами, вернее, пришлецами» (iam non hospites, sed peregrini atque advenae nominabamur).
Исследователи трактовали сообщение Цицерона по-разному. Одни считали, что Капуя представляла собой колонию в духе гракханских, другие — что она имела военное назначение, весьма важное в условиях надвигавшейся схватки с Суллой. Э. Габба отверг обе точки зрения, указав, что время гракханских колоний уже прошло — политика марианцев заметно отличалась от политики Гракхов, да и учреждать такую колонию скорее стоило бы не в антисуллански настроенной Кампании, а в менее надежных областях — например в Пицене. Не упоминается, наконец, ни о самих колонистах, ни о разделе земли между ними. Итальянский ученый указывает на то, что многие видные сторонники марианцев из числа италийцев были родом из Кампании (Гн. и Кв. Грании, Л. и П. Магии, Гутта и др.), и связывает основание колонии в Капуе, обладавшей автономией, с широкой поддержкой со стороны местной аристократии. «Придание Капуе статуса колонии, представлявшее собой, вероятно, первый этап программы реорганизации римлянами после дарования гражданства союзникам и предвосхищавшее трансформацию римских территорий, прежде зависевших от Рима, в автономные общины, должно было казаться гордым кампанцам воздаянием, пусть и запоздалым, за печально известные меры 211—210 гг. до н. э.»[743].
Как представляется, Э. Габба во многом верно уловил суть происшедшего. Весьма важны его наблюдения — основание колонии не сопровождалось ни поселением колонистов, ни выделением земельных участков, что, насколько известно, не имело аналогов в прошлом, хотя станет весьма распространенной практикой при Империи (Э. Габба, к слову сказать, не отметил этого важного обстоятельства). Бесспорно, придание Капуе ее нового статуса являлось уступкой местной знати, но стоит ли видеть здесь первый Фаг в осуществлении крупномасштабной программы? В источниках ничто на это не указывает.
Э. Габба не придал значения факту, который действительно должен был польстись гордости кампанцев — главы колонии получили статус преторов[744], что вызывает громкое возмущение Цицерона: «Хотя в других колониях должностные лица назывались дуовирами, эти хотели называться преторами (hi se praetores appellari volebant). Если y них уже в первый год появилось такое желание, то не думаете ли вы, что через несколько лет они стали бы добиваться звания консулов (nonne аrbitramini paucis annis fuisse consulum nomen appetituros)?»[745]. A. H. Шервин-Уайт отмечает по этому поводу, что «утверждение, будто hi se praetores appellari volebant, несомненно, тенденциозно, если не сказать лживо, поскольку магистраты получали свой статус согласно lex data, в соответствии с которым основывалась колония»[746]. Ученый прав в формальном смысле, но ничто не мешает видеть в этом пункте закона готовность его авторов пойти навстречу устремлениям кампанцев. Сложнее с вопросом о претензиях последних на консулат. В принципе таковые их пожелания вполне вероятны, но Цицерон явно имеет в виду не просто пожелания, а настойчивые требования вроде тех, что приписывали кампанцам применительно к событиям Ганнибаловой войны (Liv. XXIII. 6. 6). Но сам Ливий сомневался в достоверности рассказа об их притязаниях в 216 г. до н. э., считая его удвоением истории об аналогичных условиях латинов в IV в. (см. VIII. 5. 5), и уж тем более сомнительно, чтобы кампанцы настаивали на этом спустя более века
