Перуново урочище - [21]

Они остановились и в хоре цыкающих, звенящих и посвистывающих насекомых различили доносившиеся издали звуки человеческих голосов.

— Видно, лагерь близко, — сказал старик, выпрямляясь, — шагай, Митька, шибче!

Через полчаса, подойдя к глубокому оврагу, они увидели на дне его огни и услышали оживленные голоса людей, устраивающихся на биваке.

При свете костров солдаты рубили кусты и деревья и ставили палатки, наскоро окапывая их канавками.

Тут же на большом костре дымился уже большой чугунный котел и распространялся запах похлебки.

Гордец и Митька вошли в лагерь.

— А, дядя Александр! — радостно приветствовал старика молодой горный инженер. — Да и не один! Здравствуйте! Еще «следопыта» привел.

— Так точно, Петр Иванович! — ответил, снимая шапку, Гордец. — Это тот Митька-охотник, о котором я вам сказывал. Он тайгу знает. Годов пять мы с ним вместе золото «следим»[20].

Митька молчал и только скалил зубы, и, сняв шапку, добродушно смеялся и беззаботно поглядывал на инженера своими веселыми глазами.

После ужина Гордец подошел к инженеру и сказал, что место для лагеря выбрано удачно и что отсюда следует начинать разведочные работы.

— Из оврага речка пойдет по болотине, а потом начнет извиваться промеж гор, — говорил старик, — а эти горы — сплошь россыпь. Манзы в старые годы шибко много здесь золота добывали, а потом, как пришли сюда японцы и свое в здешних местах княжество основали, бросили, и какие за Ханку подались, а какие за Хубту ушли, на корейскую сторону.

— Откуда ты все это знаешь, дядя Александр? — спросил инженер.

— Китаец один знакомый, богатый купец, сказывал, — ответил Гордец, — сам знаю, что правду он мне говорил. Я видел тут недалече, верст, этак, с сорок в сторону, на горе Танюнгоу, старинную японскую крепость… Древние стены остались из глины и камня… Развалились стены наполовину, развалилась башня… Только стена от башни осталась и на ней буквы высечены на камне… Японская та крепость, а когда она была выстроена, — про то никто не знает.

Манзы говорят, что ей больше тысячи лет… Ну, да сами увидите, Петр Иванович, эту крепость. Мимо разведкой пойдем. А завтра с утра зачнете здесь шурфовать. Когда вернусь, — дальше пойдем, ежели в овраге богатого золота не найдете…

— Разве ты собираешься уходить? — спросил инженер.

— У нас сегодня тигр Шарика унес. Хотим по следу пойти и шкуру добыть. Отпустите, Петр Иванович! Дня два, не больше проваландаемся по тайге.

В голосе Гордеца были свойственные свободным людям ноты, не допускающие отказа, и инженер согласился отпустить охотников на два дня.

* * *

Еще не всходило солнце. Однако приближение зари чувствовалось. Небо сделалось серым. Утренние белые облака плыли в вышине, постепенно тая.

Ветерок шевелил листву леса, и раздавались уже голоса просыпающихся птиц.

Пронзительно вскрикнул коршун, и неслышно пронеслась сова, прячась в чащу.

В это время к группе спящих около костра людей подошел высокий человек с мешком и ружьем за плечами.

Это был Гордец. Он нагнулся и тронул кого-то рукой.

Тот потянулся, громко зевнул и сразу сел.

— Митька! — тихо сказал старик. — Бери винтовку, да и пойдем. Самое время.

Митька взглянул на небо, на деревья и встал.

— Верно, дядя Александра, — самое время! — сказал он. — Того и гляди, на логове найдем тигра-то.

Поплескавшись около ручья и широко покрестившись на алевший уже восток, Митька схватил ружье, перекинул через плечо свой мешок и зашагал за Гордецом.

Старик спокойно шел, не говоря ни слова и пристально осматривая траву. Скоро они нашли следы тигра и, то теряя их, то находя их снова, пробивались через густой кустарник и высокую, колючую таежную траву.

Порой они останавливались. Перед ними вырастала живая стена из кустов орешника и молодого дубняка, сплошь обвитого густой сетью ползучих растений, которые гирляндами спускались с высоких деревьев и висели в воздухе, образуя причудливые арки.

Часто охотники проваливались по пояс в густой валежник и с трудом выбирались из него.

Пахло прелым, гнилым деревом, истлевшей травой, плесенью и грибами, а земля дышала паром и чем-то раздражающим, пряным.

Огромные пауки-крестовики, стерегущие добычу, притаившись в центре своих сетей, неловко и пугливо падали на шапки и плечи охотников и сначала притворялись мертвыми, а потом, быстро перебирая цепкими лапами, бежали по платью и торопливо спускались с него вниз, вися на паутине.

Жужжали мухи и гудели большие, рыжие комары, больно жаля людей.

Птиц не было. Только изредка мелькали кречеты и кобчики, зорко высматривая бурундуков, мышей и кротов.

К полдню охотники утомились.

Вдали редел лес и виднелось голубое небо.

— Речка скоро будет, — сказал Митька, — есть тут такая. На ней, малость повыше, кумирня стоит.

— Привал на речке сделаем, — проговорил Гордец, — солнце уж высоко, а идти трудно.

— За речкой полегчает, — успокоил его Митька, — там болотина будет большущая, да не дюже вязкая. Туда и тигр подался: следы напрямки туда ведут.

Парень принялся рассматривать свежие следы с ясными отпечатками огромных когтей.

Скоро они вышли на опушку тайги и спустились к воде.

Быстрый горный поток мчался с шумом, прыгая по сильно изрытым водой камням и скрываясь в узком, извилистом ущелье среди двух низко нависших над водой скал.