Перстень Луизы - [71]

Елена завернула все это в тряпку, найденную на берегу. Пройдя немного вдоль берега, наткнулась на немецкую винтовку, от которой отомкнула штык. Она понемногу начала приходить в себя, но только к следующему вечеру вдруг поняла, что оказалась в степи.

Продолжала болеть голова, левое ухо ничего не слышало: из него все еще сочилась желтовато-бордовая жидкость. Предметы перед глазами раздваивались. Правая рука и нога плохо слушались. Постоянно тошнило.

Опять наступил вечер, а она все куда-то шла и шла. Перед глазами у нее иногда появлялся образ матери, которая протягивала к ней руки и звала к себе.

– Что происходит со мной? – шептала девушка сухими, потрескавшимися губами. – Где я?

Елена огляделась в надежде встретить людей. Но вокруг никого не было, и только степь давила своей тишиной. Лена не помнила, как уснула…

Рано утром ее разбудило кряканье дикой утки. В голове, которая словно раскалывалась на части и гудела, мелькнула мысль о том, что там, где утка, – там и вода…

Елена не ошиблась. Метрах в ста пятидесяти она увидела дерево, напоминающее высокий кустарник с бело-зеленоватыми вытянутыми листьями.

«Там, где дерево, там и будет вода», – решила она и прибавила шаг.

Вскоре Лена увидела молодой камыш, который огораживал небольшое озеро. В нем плавали четыре утки, которые деловито покрякивали. Елена даже не стала заходить в воду, а, упав в камыши, стала жадно пить теплую, с запахом тины воду. Напившись, доползла до дерева. Вновь закружилась голова, и девушка словно куда-то провалилась…

Очнулась она, когда солнце уже стояло в зените. Елена переползла в сместившуюся тень и села, обняв колени. В голове мелькнула мысль о том, что это озеро могло образоваться только после разлива реки и должен быть какой-то ручеек, который приносит сюда воду из основного русла.

Она обошла вокруг озера и действительно наткнулась на ручей. Не задумываясь, пошла вдоль него. Ручеек становился все шире и глубже. Вскоре на его берегах завиднелись деревья. Около одного из них она присела и немецким штыком открыла консервную банку. Потом постирала одежду, развесив ее сушиться на дереве. Ласково поддувал теплый степной ветерок, словно возвращая утраченную память. До этих пор она ничего не могла вспомнить – даже своего имени и адреса. Помнила только лицо матери.

Головная боль несколько уменьшилась, но головокружение и тошнота продолжали беспокоить девушку. Двоение в глазах исчезло, но левое ухо так ничего и не слышало. В воде она увидела свое отражение и не узнала себя. Лицо осунулось, глаза отекли. Вокруг них – словно огромные очки фиолетово-желтого цвета. Губы потрескались и покрылись коркой.

Елена вновь и вновь пыталась хоть что-то вспомнить, но все было напрасно. Так и уснула она под деревцем, прижимаясь к стволу и скорчившись от холода.

Разбудила Лену резкая боль в ноге. Она машинально хлопнула ладонью и увидела крупное насекомое. «Слепень!» – вдруг мелькнуло в голове, и Лена вспомнила, что в детстве у речки ее кусала такая же тварь. Вот только где это было?

Елена понимала, что ей надо идти, но куда? Вдруг в голове стали мелькать знакомые строения, подружки, с которыми она играла во дворе. И вновь перед глазами встал образ матери. Она как будто говорила: «Вставай и иди вперед!»

В конце концов девушка решила идти вдоль речки, сообразив, что та рано или поздно вольется в Волгу. Шла под палящим солнцем целый день.

«Домой, домой, домой!» – в голове неотступно билась одна мысль.

Глотая вязкую слюну, она вдруг вспомнила большой стол, за который садились все родственники, жившие у них во дворе после начала войны. Лиц не было видно, но ясно представлялось, что это женщины и девочки. Только один мальчуган лет пяти неугомонно бегал от одной табуретки к другой. Женщины отламывали ему по кусочку вареной картошки, которая делилась на всех поровну. Когда мальчишке предлагали куски рыбы, которой было много на столе, он отмахивался…

Солнце почти спряталось, но Елена продолжала идти вперед в направлении деревьев, которые показались вдалеке. Над ними кружились птицы.

За деревьями была Волга. Это в ней она с раннего детства научилась плавать и нырять, здесь они с Николаем ловили на блесну окуней и судаков, а летом – на «закидушку» – лещей, сазанов, а иногда и стерлядей. Здесь, в пересеченной живописными заводями местности, среди зарослей камыша, густого ивняка и редкого тутовника, среди полян, полных желтых лютиков и лебеды, она научилась чувствовать природу. Так говорила бабушка, чьи серо-зеленоватые глаза напоминали цвет волжской воды…

Лена зашла в реку и напилась родной воды, потом сняла с себя одежду и нырнула. Это было таким блаженством! Даже пропало куда-то чувство голода, которое давно уже не покидало девушку.

В это время что-то тупое и холодное ткнулось ей в ногу – Лена даже испугалась. Но, внимательно приглядевшись, она увидела голову осетра, а затем и его перевернутое кверху брюхом тело. Девушка быстро просунула руку в жабры (так она это делала, когда ее брали с собой на осетровый промысел) и подтянула рыбину к себе. Осетр оказался крупным, килограммов на двадцать. Он постоянно открывал пасть, как будто ему не хватало воздуха. На брюхе у него была глубокая рана.