Перпендикулярный мир - [21]

— Отощаешь, — сказал я ей.

Она улыбнулась мне, извиняясь, но к еде так и не притронулась…

Гримерная была в главной усадьбе, нам выписали пропуск и выделили сопровождающего, молчаливого парня, одетого в серый городской костюм. Это была уже внутренняя обслуга, — она отличалась, и внешним видом, и каким-то более содержательным наполнением, от тех, кто оставался снаружи.

— Это ты, Дядя? — спросил он, взглянув на меня с оттенком какого-то незаслуженного мной уважения.

Вот она — молва, вот оно — мнение света, или коллектива, или народных масс, или, если это развитое демократическое общество, — мнение электората. Оно, это мнение, способно творить чудеса, — когда не нужно представляться каждому первому встречному, не нужно ни перед кем выкаблучиваться. «Дядя», — и все тут. Одним этим словом все сказано.

Мы подошли к чугунным расписным воротам, которые при нашем приближении чуть-чуть дернулись и разъехались метра на полтора, чтобы мы могли пройди. Их, наверное, ковали нездешние мастера, потому что там были и павлинчики с хвостами, и попугайчики, и пингвинчики, и какие-то другие, сделанные из черных чугунных полос птички.

Гера застыла перед ними.

— Как красиво, — сказала она, — я такого никогда не видела.

— Это еще что, — довольный произведенным впечатлением, сказал парень в сером костюме.

Гера была со мной, — на нее распространялась часть незаслуженного мной уважения. Мне это понравилось… Так, — словно наступил перерыв между боксерскими раундами, и можно было расслабиться, и немного отдохнуть. В неверных лучах славы. Поскольку впереди поджидали другие раунды, их будет много, — а везенье, не подкрепленное больше ничем иным, кроме самого этого везенья, не может продолжаться вечно.

За воротами начиналась темно-красная дорога из утрамбованного мелкого гравия, по сторонам от которой благоухали цветы.

Их было много, этих цветов, — все они были разные. Это был ботанический сад из цветов, но только без табличек у каждого их сорта.

Гера опять остановилась, не в силах пережить нового эстетического впечатления.

— С ума сойти, — прошептала она, — я такого никогда не видела.

— Это еще что, — сказал парень в сером костюме.

Пришлось взять ее за руку, чтобы она не чинила препятствий общему движению.

Дача батьки Трифона оказалась огромным четырехэтажным домом, выполненным в стиле русской помещичьей старины. Но только с самым современным размахом.

Темно-красная дорога заканчивалась у парадного входа, где высились длинные белые колонны, поддерживающие козырек, над входом из огромных застекленных дверей, полными какими-то золотыми штучками. Не получилось рассмотреть поближе эти золотые штучки, потому что до парадного входа мы не дошли, только полюбовались им издали.

Наш путь лежал левее, — парень свернул на боковую дорожку, впрочем, выполненную все из того же мелкого гравия.

— Это — сказка, — сказала мне Гера, которая все время норовила остановиться, чтобы осмотреть окружающее поподробнее.

— Да, мне тоже очень понравилось, — согласился я.

Мы пришли в боковой флигель, — тоже домик будь здоров, с зелеными расписными окнами, трехэтажный, и с такой же зеленой крышей.

— Это для гостей, чтобы им было, где останавливаться, — почтительно сказал парень. — Правый флигель уже занят, а в этот гости подъедут ближе к ночи. Но к их приему все готово… Вам разрешили помыться здесь, пока свободно. Я вас провожу.

Дверь нам открыла дама, в традиционной форме русской горничной. В строгом коричневом платье, и в белом кружевном фартуке. Чем-то напоминающая старорежимную школьницу.

— Проходите, — сказала она, — насчет вас уже звонили. Проходите, пожалуйста.

Но не спускала глаз с меня.

Несмотря на легкий шок от обилия впечатлений, Гера заметила это, непринужденно этак встала между мной и ею, и крайне воспитанно сказала:

— Спасибо. Спасибо, большое.

Без мата, без каких-либо бранных слов, без единого народного выражения, — очень вежливо и тактично. С очаровательной улыбкой… Как только они могут, эти женщины, так восхитительно ставить друг друга на место, — это же выше всякого понимания, выше всякого разума, это непостижимо уму.

Мы с парнем слегка улыбнулись. Он — из уважения ко мне. Дяде.

Я — потому, что тоже испытал чувство легкого шока, — уж от Геры-то ничего подобного не ожидал. Даже представить не мог…

Мы вчетвером поднялись на второй этаж, по темно-зеленой нескончаемой ковровой дорожке, мимо дверей с золотыми ручками, фикусов в зеленых кадках, мимо стульев и журнальных столиков, мимо висящих по стенам гобеленов, с изображениями сцен древнерусской охоты на зайцев, и висящих между ними сабель и кинжалов… Поднялись, прошли длинным коридором и остановились.

— Пожалуйста, — сказала женщина, — здесь душевые и ванные… Если хотите, можете помыться вместе. Как вам удобнее.

Обслуга была вышколенная и, видно, насмотрелась на всякое. Ни тени никаких эмоций не пробежало по их лицам. Так, стандартное предложение, выученное на зубок.

Эмоции пережила Гера. Она превратилась в камень от страха. Несмотря на то, что я держал ее за руку, и бояться, вроде бы, было нечего.

— Мальчики — налево, девочки — направо, — сказал я…