Перламутровая дорога - [23]

Но вдруг это правда, тем паче все вокруг об этом твердят, исполненные сознания в собственной правоте?

Наверное, отчасти так оно и было – Ждан всегда находил повод для радости в душе, хотя нет, такой повод даже не приходилось искать, он сам находил Ждана, соревнуясь с другими в стремлении привлечь к себе внимание лучшими проявлениями своей природы: травы изгибались стремительными шелковистыми телами, пуская навстречу солнечных зайчиков, мокрых от утренней росы; земля, освободившаяся от снега, сочилась пряными пьянящими ароматами, наполняя всё тело бодрящей весенней свежестью; стволы деревьев открывали для обозрения свои восхитительные гобелены из мохнатой коры, простирающиеся от пушистых изумрудных мхов до густых фисташковых крон; скалы увлекали прихотливой живописью лишайников и разноцветных грибков, укрывающих тончайшими слоями грубое каменное полотно; тополиный пух, сбиваясь в клубы и заплетаясь по земле, увлекал своей забавной игрой, изображая лёгкие кучевые облака…

Однако чем острее переживал Ждан подобные невинные радости, тем более его страшил противоречивый мир людей, с его бессмысленным культом счастья, ради которого совершалось столько глупостей и жестокости, исписывались всяким вздором унылые амбарные книги и строились никому не нужные перламутровые дороги.

– Просто ты любишь тех, кого не бывает и тебя манит то, чего не существует.

Ждан оглянулся и не увидел ничего кроме каменного крошева и моря, несущего по своей поверхности ломаные линии чернеющих гребешков приливных волн. Ждан облегчённо вздохнул, дорога была пуста.

– И ни при чём здесь людской мир, он ничем не хуже всего того, с чем тебе приходится соприкасаться.

– Но деревья и цветы живут по иным законам?

– Нет, законы едины для любой материи: живой и неживой. Только людям случилось осознать иллюзию, обособить её и научиться отличать её от правды, познав одну из граней истины.

Ждан узнал голос моря и захотел вновь задать ему тот свой вопрос, который некогда оно оставило без ответа. Но что-то остановило его. Если бы это случилось в каком-нибудь портовом городе, среди белых улиц и белых тротуаров, в людской толпе, залитой прибрежным шумом и густым зноем, то продолжить начавшийся диалог было бы просто и естественно, там море окликает всякого и ты, чем бы ни был занят и куда бы ни шёл, вслушиваешься в его невнятный шелест, ожидая, что когда-нибудь оно произнесёт и твоё имя. Но здесь, среди арктической пустыни голос моря звучал как-то странно, отчуждённо. Ждану показалось, что сейчас море может и не пощадить его, перестав разговаривать с ним своими волшебными притчами, и поведать ту правду о мире и о нём самом, которую ему, Ждану, знать не нужно. Да и разве уместно о чём-то спрашивать море? Оно само расскажет тебе то, что сочтёт возможным, что будет принято и осознано твоим разумом. И даже ни при чём здесь север и чёрная и холодная морская вода! Для моря нет ни севера, ни юга, и в его системе координат нет ничего такого, где была бы сосредоточена вся его мощь и сила, лишь разносит его подвижная среда по всей необъятной протяжённости и грозные воплощения пучины, приводящие в трепет корабли и острова, и чарующие фантомы, переменчивые, словно лики Протея.

Ждан знал эту способность моря порождать иллюзии и будить фантазию. Вот вроде бы только что перед глазами синела игривая вода, как из пульсирующего плотного марева и слепящего солнца проступают лёгкие морские грёзы, ретушированные воображением и раскрашенные надеждой. И ты видишь, сначала пёстрое движение волны над белеющими тротуарами приморского городка, затем саму тесную улочку с ослепительно белыми стенами домов и затем, где-то в самом её конце, куда едва дотягивается побелённый извёсткой дощатый забор, тёмный силуэт в белом платье. Тебе даже кажется, что ты заметил мягкую полуулыбку и весёлые ямочки на смуглом лице, только уже спустя мгновения ты снова видишь накатившуюся волну и крикливых чаек, касающихся крыльями воды. Или прямо из морской пены на берег нежданно сойдёт в сонме разноцветных брызг твоя юная мечта, ты едва успеваешь узнать её по тому движению, с которым встрепенётся навстречу твоя душа, но не успеваешь её увидеть, ибо следующее мгновение сметёт возникший образ, разрывая в нём своим давлением хрупкие пенные пузырьки.

Так что же ты, Ждан, хотел спросить у моря? Этот вопрос к самому себе заставил Ждана улыбнуться своему простодушию. Разве тебе не ясно, что единственно, к чему ты призван, это помочь другим обрести иллюзию, неотличимую от правды, такую, через которую невозможно переступить отчаянью и скорби.

– Только не думай, Ждан, что твоя кисть принесёт им такое, их спасительная иллюзия – это их отражения, которые они не в состоянии разглядеть. Но ты можешь подсказать – как они выглядят. Тебе, счастливчику, это дано.

Ждану показалось, что он слышал эти слова, наверное, они были произнесены так тихо, что несколько ударов сердца помешали ему ясно их различить. Хотя, прислушавшись, Ждан понял, что море шепчет какую-то бесконечную сагу об островах, словно бы тут и не было никакого Ждана с его смешными желаниями и такими же смешными и нелепыми надеждами.