Период распада - [79]

— Аллах с нами, Тарик — сказал Факих, не подходя впрочем близко, чтобы не демаскировать снайпера — ты все еще видишь этих жидов?

— Да, амер, они все еще там.

— Как только услышишь ракеты — можешь стрелять. Да нам сделать свое дело. Потом уходи, уходи один.

— Я все понял, амер.

Тарик, опытный снайпер, которому довелось учиться своему делу сначала у русских, а потом у британцев и без этого предпочел бы уйти один. Как и любой опытный снайпер он был одиночкой, он привык действовать один и отвечать только сам за себя. Он прекрасно понимал, что после того что они сделают — израильтяне вышлют к месту пуска ракет боевые вертолеты, и возможно высадят десант, а поселенцы тоже будут настороже. Одному, да еще в маскировочном костюме Гили уйти будет куда проще, чем целой группой. В крайнем случае — он знал место, где можно будет залечь и переждать пару дней, пока все стихнет. Ну, а если Аллах милостиво соизволит забрать его к себе — что ж, в таком случае он примет шахаду и рай будет ему воздаянием за все свершенное на земле на пути джихада.

Но прежде чем рассуждать о джихаде, и о шахаде — нужно сделать дело…

Израильяне задержались здесь столь долго, то это уже начинало казаться подозрительным. Какого-то черта они открыли себе по банке пива, и теперь трепались, все трое — причем один трепался перед открытой дверью броневика, подставив на порог ногу — как будто он собрался сесть в машину, занес уже ногу — да передумал. Все это смахивало на подставу… конечно израильтяне вряд ли решат рискнуть сразу тремя новобранцами, сознательно подставляя их под пули… но всякое может быть, и если они знают, что сегодня должно случиться… ради этого они могут и рискнуть…Ему не жаль было этих пацанов, потому что он сам и убивал, и не раз рисковал своей жизнью и как то за всю свою жизнь не пробрел такого чувства, как жалость. Не было такого чувства, как жалось ни у кого из племени Аль-Хути, откуда он происходил родом, погибший несколько лет назад вождь племени, шейх Абдулмалик аль-Хути[74] приходился ему двоюродным братом. Собственно говоря… из-за этого он и встал на джихад, он служил в армии, и пользовался не родовой фамилией Аль-Хути, а другой, вымышленной, что было само по себе унизительно. Он не хотел воевать, он честно служил своей стране… пока на нее не напали, а предатель йеменского народа Салех вместо того, чтобы призвать племена выступить на защиту родной земли — подло ударил им в спину. О Аллах, было ли где-нибудь такое, чтобы когда армия одного государства нападает на другое — вождь этого государства приказывает своей армии стрелять в спины тех, кто защищает свою землю и свои горы? А ведь так и произошло на его многострадальной родине в конце девятого года нового столетия — когда саудиты, эти проклятые вероотступники и мунафики, вооружаемые неверными перешли границу, и начали войну против племен — президент объединенного Йемена Али Абдалла Салех отдал приказ собственной армии ударить в спину племенам! Позора такого — не ведала еще земля, на которой вел священную войну сам пророк Мухаммед (с.а.с.), и одному Аллаху ведомо сколько офицеров в те дни погибло от пуль в спину, пущенных их же солдатами, и сколько солдат перешли на сторону племен, чтобы помочь бороться с врагом. В их числе был и Тарик Аль-Хути, боец йеменского спецназа. Уходя, он не только забрал оружие — но и убил двух неверных-инструкторов.

И тогда, муртад и мунафик Салех, видя что удача на стороне тех, кто идет по пути Джихада, а его собственная армия вот-вот поднимет его на штыки — сделал еще более худшее преступление, хотя казалось что худшего уже быть не может. Он пригласил на йеменскую землю команду американских диверсантов и убийц, на руках которых уже было немало крови правоверных, пролитой в Ираке и Афганистане. Он продался им, и пригласил, и сказал — убейте ради меня, и Йемен будет ваш.

Тогда то и погиб его двоюродный брат, вождь племени Хути став шахидом на пути Аллаха, а вместе с ним стали шахидами еще пятьдесят братьев, убитых дьявольским оружием неверных — ракетами с беспилотников, что как коршуны и по сей день кружат над горами, высматривая себе добычу и поражая ее с неба ракетами. Все укрепления, что его племя годами и десятилетиями возводило в горах — в одну минуту стали бесполезными, ибо смерть теперь приходила не по земле — она поражала с неба. Но сколь бы ни были сильны неверные, сколь бы не было точно их оружие — на место шахидов вставали новые мученики, и война продолжалась.

И если уже из войск неверных бегут и становятся муджахеддинами братья, у которых открылись глаза, и которым стала ясна лживая и двуличная политика муртадских правителей региона, лишь для вида совершающих намазы и жертвующих деньги на нужды уммы, а в душе не верящих — значит, недалек тот день, когда пламя Священного Джихада охватит весь мир.

Аллаху Акбар!

За спиной раздалось едва слышное шипение — то одна за другой с простеньких самодельных треног стартовали в небо Кассамы, и шипение это отдалось в душе муджахеддинов радостным ликованием. Израильский солдат — тот самый, что стоял на пороге двери своего внедорожника бросил недопитую банку, прервал разговор на полуслове, обернулся — Тарику хорошо было видно его лицо — и тут Тарик выстрелил. Раз, потом еще раз и еще, он стрелял и стрелял, потому что новая русская снайперская винтовка в отличие от СВД не давала такую сильную отдачу и позволяла стрелять в более высоком темпе. Через прицел он увидел, как одна из пуль ударила в стекло, мгновенно покрывшееся трещинами… но один из израильских солдат лежал наполовину в машине, а на половину на земле, а еще двое, вместо того, чтобы попытаться скрыться или хотя бы залечь — пытались вытащить своего раненого товарища из машины. Тарик израсходовал шесть пуль, в магазине осталось еще пять, потому что он всегда досылал одну пулю в ствол… и эти пять патронов он отстрелял уже прицельно. Одна из пуль вошла под бронежилет второго израильского солдата… а второй находился в такой неудобной позе, что Тарику ничего не оставалось, как прострелить ему обе ноги. Последние две пули Тарик израсходовал на то, чтобы попытаться вывести из строя прицельную систему на дистанционно установленном пулемете, пулемет уже начал разворачиваться… и он выстрелил еще дважды, целясь в то, что он определил как линзу прицела. Попал он или нет — неизвестно, зато он заметил, как четвертый израильский солдат начал действовать, причем действовать грамотно. Открыв дверь со стороны, противоположной той, которая была под прицелом снайпера, он не стал подставляться под пули — пользуясь высоким клиренсом машины он начал вытаскивать одного из солдат под машиной, чтобы уже прикрываясь ее бронированным кузовом оказать ему первую помощь. Тарик присоединил к винтовке новый магазин, дослал патрон в патронник и… не стал стрелять, хотя мог бы выстрелить по поверженным израильским солдатам еще раз, чтобы добить наверняка. Но все же… он был не только муджахеддином, в нем осталось что-то от солдата, такого же солдата как эти пацаны, и… он просто не стал в них больше стрелять.