Период распада - [34]

Самая большая проблема — это как себя вести ему при штурме, ведь именно он, капитан Шариф, и сообщил ХАД о заговоре, о том, что планируют делать заговорщики и какие армейские части они вовлекли в заговор. Потом он остался в числе заговорщиков, чтобы своевременно сообщить, если будут какие-то изменения. И теперь он лежал под огнем на втором этаже здания, обстреливаемый, по сути, своими, и думал, что делать. Если он бросится из окна и побежит к позициям хадовцев с криками «я свой» — его расстреляют с двух сторон и свои и чужие. Если он останется здесь — то он неминуемо погибнет при штурме министерства. Вариантов не было, он знал, что шансов у танкистов дойти до Кабула нет, дорога блокирована. Если бы правительство и ХАД не знали о мятеже — другое дело, но они знали, потому что сообщил он. А стрелять в спину своим, уничтожая оборону изнутри — это для него было неприемлемо, пусть рядом с ним были и не совсем свои.

И потому он просто лежал на засыпанном каменной крошкой и стеклами полу рядом с бойницей и ждал, когда его судьба распорядится им.

— Алим, Махмуд!

Раненный и контуженный в начале штурма, но оставшийся в строю полковник Саид, наспех перевязанный, выполз из-за поворота коридора, таща за собой настоящее богатство — целый цинк с патронами, большой зеленый ящик, полный патронов. В каждой остроконечной ракете калибра 5,45 притаилась чья-то смерть.

— Мы думали, патронов мало, рафик дагероль[23]… — ответил лежащий у соседней бойницы с автоматом Махмуд.

— Есть патроны… На всех хватит… Суки… — раненый полковник выругался по-русски.

Словно отвечая на злобное ругательство, в бойницу влетела снайперская пуля, в бессильной злобе щелкнула по стене, оставив на ней солидную выбоину — вдобавок к обширной коллекции уже имеющихся. Здание Министерства обороны строили еще при короле — солидно строили, как дворец, с большим запасом прочности, стены выдерживали огонь КПВТ. Только это, да кое-какие приготовления, сделанные в период вывода советских войск, пока их и спасали.

Алим помог раненому полковнику подтащить цинк с патронами поближе, вскрыл его. Сгреб валяющиеся у бойницы расстрелянные магазины в охапку, вскрыл и распотрошил несколько пачек с патронами, начал снаряжать магазины. Нехитрое, позволяющее ни о чем не думать действо — просто берешь патрон за патроном и вталкиваешь их в магазин, один за одним, преодолевая сопротивление пружины. Раз, два, три…

— Много? — спросил Алим.

— Да есть… Снайперы долбают… — сказал полковник и, помолчав, добавил: — Вахиба ранили. Снайпер. Последний раз видел — еще жив был.

Патрон за патроном исчезают в горловине магазина…

— Пожрать бы еще… — весело сказал майор Махмуд, не отрываясь от наблюдения. Опасаясь снайперов, он вел его при помощи зеркальца на ручке, какое было у каждого опытного офицера.

— Пожрать хорошо было бы…

Полковник подмигнул:

— А что… Мой кабинет ведь на этом этаже, вон там, — полковник показал рукой вдоль полуразрушенного коридора, — думаю, там сейф еще не вскрыли…

— Кто его вскроет…

— Тогда там должно было остаться…

Полковник пополз по полуразрушенному коридору. Капитан Алим пошевелился, устраиваясь поудобнее, отложил набитый магазин, взял из кучи другой.

Один, другой, третий… Только не думать ни о чем. У него есть автомат, есть патроны и есть магазин, который надо набить, чтобы подготовиться к бою. Это сейчас самое главное.

Свой среди чужих, чужой среди своих…

Нет, не думать. Не думать ни о чем. Забыть…

Капитан Алим Шариф родился в небольшом кишлаке, недалеко от Кабула. Земля здесь, как и почти по всему остальному Афганистану, была не слишком плодородной, и то, что она давала — не хватало на жизнь. Но рядом проходила дорога Пешавар — Кабул, и надо быть полным дураком, чтобы не заработать на этой дороге. Дорога кормила всех, кто желал кормиться от нее: кто давал путникам приют и получал за это, кто торговал на обочине нехитрой снедью, кто — бензином, часто украденным из армии. Изо дня в день из года в год шли по трассе машины, перевозя нужные людям товары, обеспечивая денежный поток в Пешавар и поток товаров обратно. И часть из текущих по трассе денег отводилась тонким ручейком, оставаясь в карманах жителей маленького придорожного кишлака на трассе Пешавар — Кабул.

Капитан хорошо помнил, как он первый раз столкнулся с шурави. Они, афганские бачата, уже почти взрослые и ни разу не сидевшие за партами настоящей школы, помогали взрослым на трассе. Алим видел, что теперь на трассе можно было увидеть не только разукрашенные, похожие на экзотические храмы бурубахайки[24], но и машины пришельцев, шурави. Часть из них были гражданские — лобастые, носатые, с голубыми и оранжевыми кабинами, совсем без украшений, они ехали быстро и совсем не плевались дымом при этом. Это было плохо для кишлака — водители, что афганцы, что русские, ехали быстро, мало ломались и почти нигде не останавливались, а значит — не тратили денег. Но никто из афганцев и не думал минировать дороги и устраивать засады — это уже было, но не здесь. Просто денег стало меньше.

Но были и другие машины. Темно-зеленые, угловатые, самые разные, диковинно выглядящие, часто на них было оружие и сидели солдаты. Солдаты целились по сторонам — но никогда не стреляли, а один раз солдат с такой вот машины бросил Алиму что-то небольшое, завернутое в бумагу. Это оказался какой-то хлеб, хрусткий, до безумия вкусный и сладкий — Алим никогда не ел подобного. Он запомнил доброту шурави, который бросил ему такое чудо просто так — и поехал дальше