Перикл и Аспазия - [2]

Но все это впереди, а пока Перикл еще маленький львенок и его будущее, равно и как всего его рода, вовсе не рисуется в светлых тонах. И дело здесь в происхождении матери. Судьба никогда не щадила Алкмеонидов и связанных с ними людей. Поэтому мальчик имел бы полное право спросить: «Стечение обстоятельств вызвало эти несчастья или же, как говорят враги, над нашей семьей тяготеет проклятье богов?»

Люди упрекали Алкмеонидов за их дерзкий поступок (даже преступление, как утверждали многие), который повлек за собой упадок рода. Друзья не успевали повторять юному Периклу: «В этом городе слава предков твоей матери будет жить в веках, потому что они изгнали тиранов».

Мальчик учил историю своей родины, слушая рассказы близких о том, как боролись за власть его деды и прадеды. Это были гордые аристократы, но они без колебания объединились с чернью для того, чтобы уничтожить соперников — таких же аристократов, как и они. Даже забавную историю о женихах, добивавшихся руки его прабабушки, надо было хорошенько запомнить. Ведь то, что тогда произошло, раскалило до предела былую ненависть двух великих родов.

* * *

В гонке колесниц победила упряжка Клисфена, четверка великолепных коней. Его глашатай сразу же начал объявлять по всему священному округу Олимпия везде, где собирались зрители: «Эллины! Тот из вас, кто считает себя достойным стать зятем Клисфена, пусть через 60 дней прибудет к нам, в Сикион. Ровно через год после этого дня Клисфен примет решение, кому он отдаст в жены свою единственную дочь Агаристу».

Поэтому-то, когда закончилась 52-я Олимпиада (согласно современному летосчислению это был 572 г. до н. э.), собрались в Сикионе тринадцать юношей из лучших родов Эллады. Двое из них прибыли из-за моря, из богатых городов Италии. Родиной еще четырех были северные страны, где горы суровы, а варвары подходят близко к стенам греческих поселений. Афины были представлены двумя, остров же Евбея — только одним. Зато с Пелопоннеса пришли сразу четверо. Их дорога в Сикион была близкой, так как город расположен на северном побережье этого полуострова.

Они прибыли в прекрасный город, раскинувшийся у подножия крутых гор на широкой равнине, пересекаемой горными потоками. Со стороны морского залива всегда дул здоровый прохладный ветерок. С другой же, северной, стороны виднелись высокие горы Центральной Греции: на востоке — Киферон, за которым была Аттика, земля афинян[3]; прямо — Геликон, пристанище муз и преддверие равнин Беотии; на западе возносился огромный Парнас, вершины которого почти весь год были покрыты снегом.

И все же больше, чем прекрасные окрестности, приезжих интересовал сам город, людный и богатый. Земли вокруг были такими плодородными, как нигде в Элладе. Славились здешние оливки и овощи, а также кони, пасшиеся на горных лугах. Порт, лежавший всего в часе пути, был невелик, но всегда полон кораблей и лодок. Расцветали ремесла: изделия сикионских кузнецов и гончаров ничем не уступали коринфским. Местные скульпторы пользовались широкой славой, вероятно, именно в Сикионе возникло искусство обжига в печах глиняных скульптур. Однако работали и с мрамором, многому научившись от мастеров, приехавших с далекого Крита. Говорили, что на этом острове некогда удивлял своим искусством сам Дедал. Его скульптуры опутывали цепями, чтобы они не убежали, — так эти изваяния были похожи на живых людей.

Клисфен был четвертым властителем Сикиона из рода Орфагоридов. Его называли тираном, ибо Орфагориды захватили власть силой. Однако простой народ хвалил Клисфена, который покровительствовал крестьянам и ремесленникам, зато преследовал аристократов. Даже их родовым союзам он дал новые названия — по имени свиньи, осла и поросенка. Был он ловким политиком и Смелым вождем, построил много зданий: одна такая колоннада возвышалась недалеко от рынка. И при всем этом Клисфен вовсе не был гордецом. Однажды он принял участие в спортивных играх в честь Аполлона, и судья присудил победу кому-то другому. Тиран не только не разгневался, но, наоборот, возложил на судью венок, чтобы наградить справедливость.

Словом, в Сикионе было что посмотреть и чем заняться. Да и сам Клисфен заботился о досуге своих гостей. Принимал он их прекрасно. Часто беседовал с молодыми людьми, смотрел, как они состязаются на стадионе. Вскоре стало ясно, что больше всех ему пришлись по сердцу оба афинянина: Мегакл Алкмеонид и Гиппоклид из рода Филаидов. Последний по материнской линии был связан родством с тиранами Коринфа, который был расположен совсем недалеко от Сикиона. Выйдя рано утром за городскую ограду, можно было спокойным шагом к вечеру добраться до Коринфа. «Лучше уж выбрать Гиппоклида, — думал Клисфен, — да и в борцовских поединках он вроде бы более ловок. Что же касается Мегакла Алкмеонида, то хотя род его древний, могущественный и богатый, но, как говорят, очернен преступлением и проклят богами».

Наконец наступил день, когда надо было сделать окончательный выбор. Клисфен принес в жертву сто волов. Внутренности их сожгли, чтобы боги насытились дымом, мясо же подали на пиру в честь гостей и жителей Сикиона. Одновременно это являлось и последним испытанием; за вином гости состязались в искусстве пения и остроумии. Пир затягивался, все были возбуждены. Уверенный в победе Гиппоклид вдруг крикнул флейтисту: «А теперь сыграй мне что-нибудь для танца!» — и стал танцевать. Тиран смотрел на эти прыжки с нарастающим раздражением.