Перикл и Аспазия - [5]

* * *

Когда не стало общего врага, партии Равнина и Побережье снова начали борьбу между собой. На этот раз первая явно была сильнее. Мегакл оказался в трудно положении. Наконец ему в голову пришла, как он считал, спасительная идея. Почему бы не помочь Писистрату вернуться? Но при одном условии — тиран должен взять в жены его дочь. Коль скоро сам Мегакл не может стать владыкой Афин, пусть правит его зять, а затем их потомство.

Писистрат ранее уже был женат, причем дважды. О обоих браков имел сыновей. С предложением Мегакл; однако, согласился охотно, ибо иной возможности вернуться на родину тогда не видел.

Позже вся Греция смеялась над наивностью афинского люда. Мегакл и Писистрат разработали хитры план захвата Акрополя. Они отыскали рослую и хорош сложенную девушку, надели на нее дорогие доспехи и велели стоять в колеснице так, как обычно представляли богиню Афину. Вперед были высланы глашатаи, которые кричали: «Афиняне! Наша госпожа сошла с Олимпа, и сама ведет на Акрополь Писистрата, мужа, угодного всем богам!»

Толпы простаков заполнили улицы, молясь божеству и радостно приветствуя человека, которому оказали честь бессмертные жители Олимпа. Наверное, не все поверили в чудо. Но даже наиболее подозрительные благоразумно держали язык за зубами. Моменты всеобщего энтузиазма не способствуют трезвым оценкам. Но главное, опасались готовых на все отрядов обоих вождей.

Писистрат сдержал слово. Вскоре после захвата власти он взял в жены дочь Мегакла. Однако шли годы, а потомства от этого брака не было. Как оказалось, детей не хотел Писистрат. У него уже было трое сыновей, зачем же увеличивать число наследников и запутывать дело передачи имущества и власти? Когда оскорбленный тесть потребовал объяснений, тиран ответил: «Над Алкмеонидами тяготеет проклятье. Ничто не сотрет из людской памяти то, что произошло при наших предках. Твой дед нарушил священные права богов».

Действительно, то преступление было трудно оправдать. Вот что тогда произошло. Люди Килона, окруженные на Акрополе воинами Алкмеонидов, умирали от голода и жажды. Из последних сил они доползли до алтаря Афины. Вождь осаждавших, дед Мегакла, позволил им уйти. Однако, когда несчастные вышли из храма, на них по его приказу обрушился град камней. Несколько человек искали спасения у алтаря Евменид, но были задушены, чтобы ни одна капля крови не осквернила земли, посвященной богиням, и не вызвала их гнева.

Поэтому Писистрат имел полное право сказать: «Приговор судей был справедливым. Преступление и святотатство заслуживали сурового наказания — изгнания. Благодаря Солону Алкмеониды вернулись на родину. Согласен с этим, так как строго придерживаюсь его законов. Вы же, род проклятых, должны ценить эту милость и поступать рассудительно. А что касается твоей дочери, то я, как обещал, взял ее в жены. Но речи о потомстве у нас с тобой не было. Да и зачем я буду плодить с ней детей? Чтобы проклятье богов пало и на мою кровь?»

Мегаклу трудно было что-либо ответить.

Кем же был Килон, убитый его дедом? Он захватил Акрополь, потому что хотел — как теперь Писистрат — стать тираном Афин, но проиграл из-за решительных действий деда Мегакла. Тот не считался ни с чем во имя спасения свободы своей родины. Зато Мегакл обманным путем водворил на Акрополь тирана и дал ему в жены свою дочь.

После разрыва с Мегаклом дни Писистрата в Афинах были сочтены. Но может быть, он и сам хотел этого: амбиции тестя стали невыносимы, а сохранение двоевластия — невозможно. Избегая вооруженного столкновения, Писистрат тайно покинул город. Несколько лет он скитался по чужим краям, приобрел большое состояние, много союзников и наконец вновь ступил на родную землю. Во главе тысячи наемников Писистрат высадился на равнине под Марафоном, и вскоре к нему присоединились окрестные крестьяне.

Дорога из Марафона в Афины шла через широкое ущелье между горами Гиметт и Пецтеликон. Там-то, возле святыни Афины Паллены, и собрались люди Равнины и Побережья. Они были уверены в своей победе над сбродом из лагеря неприятеля. Утром, вскоре после завтрака, некоторые легли вздремнуть, другие развлекались игрой в кости. Атака Писистрата застигла их врасплох. Тот, кто не успел бежать, погиб в бою. Мегакл и его сыновья скрылись у подножия горы Парнас.

Аполлон и изгнанники

Казалось, Дельфы, затерявшиеся среди глухой тишины скальной котловины, совершенно отрезаны от мира. Почти вертикальные пики Парнаса возвышались на севере и востоке. Сразу же за обрывистым оврагом, с юга, вырастал огромный массив горы Кирфида. Только с запада открывался вид на глубокую долину, поросшую серебристо-зелеными оливами, и поблескивающую вдали гладь моря. Но именно сюда, в этот дикий край, направлялись со всех концов света толпы паломников и официальные посольства, так как суровую красоту Парнаса облюбовал Аполлон — прозревающий будущее бог света. Раз в четыре года здесь проходили игры, называемые Пифийскими, они собирали участников и зрителей не меньше, чем в Олимпии.

Дельфы стали духовной столицей народа, разделенного на сотни враждующих между собой крохотных государств-полисов. В Дельфах знали все, что делается не только в каждом из греческих городов, но и в соседних странах; при участии жрецов проводились тайные переговоры и принимались важные политические решения. С волей Аполлона и значимостью его предсказаний считались не только эллины, но и соседние народы (принятие Мильтиадом власти над долонками лишний раз подтверждает это). Мегакл поступил предусмотрительно, расположившись именно здесь. То же самое в свое время сделал его дед, вынужденный бежать из Афин после убийства людей Килона. Мегакл всячески стремился привлечь жрецов на свою сторону, ведь бог говорил их устами.