Перейти грань - [44]

— Наверное, повидали немало ужасного?

Брауну послышалась растерянность в его голосе. Он пожал плечами.

— Что вы там делали? — Долвин спросил это таким тоном, что Браун почувствовал, что их разговор может принять трудный оборот.

— Теперь это не имеет никакого значения, не так ли? — ушел он от ответа. — Все это позади.

— Да. — Долвин вроде бы согласился, но тут же снова задал тот же вопрос, словно хотел выведать какие-то прегрешения Брауна. — Так что же вы делали там?

— Мне не положено распространяться на эту тему. — Браун улыбнулся. Это было правдой, хотя та электроника, с которой он имел дело там, сейчас уже не представляла собой секрета.

Долвин обрабатывал наждачной бумагой кромку выдвижного ящика.

— Ну не смешно ли? Вы занимаетесь там работенкой, о которой нельзя даже говорить, а амнистировать почему-то должны меня и лодку должны забирать у меня.

— Я не занимался там ничем предосудительным, — сказал Браун. — Просто эта работа была секретной.

— И вам не надо было убивать людей?

— Там шла война.

— И деньги в карманы корпораций, — заметил Долвин — И чины офицерам.

Перед ним был типичный янки и первоклассный работник, и Браун заставил себя стерпеть его слова.

— Насколько мне известно, — продолжал столяр, — там шла самая настоящая бойня.

В голосе Долвина явственно звучал металлический скрежет. Тут Браун понял, почему все вокруг держались от него на расстоянии.

— У вас неверные сведения, — без нажима возразил ему Браун.

— Сомневаюсь, — не согласился Долвин. — И очень серьезно.

Вид поседевшей шевелюры Долвина почему-то вывел Брауна из себя. Не зная сам зачем, он пустился в объяснения.

— Там всегда предполагалось действовать по правилам. Существовали правила поведения в бою. Они иногда нарушались — либо в горячке боя, либо по преступным мотивам. Но правила оговаривались в каждом приказе.

Долвин опустил свой инструмент и вскинул голову, как будто собирался запеть.

— Правила поведения в бою, — передразнил он его с ехидной усмешкой. Брауну показалось, что Долвину удалось воспроизвести даже его интонацию. — Пря-авела поведения. Будет врать-то! Вы прямо как Никсон. Вы, наверное, до сих пор думаете, что это была благородная борьба! Ну прямо-таки Рональд Рейган! Какие там к черту правила поведения в бою!

— Вы не знаете того, о чем говорите, — упорствовал Браун. — Вам известно о войне во Вьетнаме не больше, чем свинье о воскресенье. Вы не имеете права судить о ней.

Долвин остолбенело молчал. А Браун спрыгнул с настила и пошел купить себе бутылочку кока-колы в автомате у конторы завода. Он пил, стоя у края причала, и, скосив взгляд через бухту, смотрел в сторону Джерси. День был жаркий, подернутый дымкой и без какого бы то ни было подобия ветерка с моря. «Никому никогда не нравилось слышать правду по поводу их мнений, — думал он. — Они ценят свои мнения очень высоко, потому что это все, чем они располагают». Брауну уже не раз приходилось высказывать этот довод, и он всякий раз убеждался, что он не нравится людям.

Больше всего Брауну не хотелось, чтобы при спуске его судна на воду кто-то таил против него злобу. Собираясь на «Нону», он прихватил вторую бутылочку для Долвина, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от неприятного разговора. К тому же он был отходчив и не помнил долго обид. Столяра он нашел все таким же неприступным посреди отсека «Ноны», в котором, казалось, все дышало враждой.

— Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом? — предложил Браун. Долвин неотрывно смотрел в днище трюма «Ноны». Браун пожал плечами оставил бутылочку на настиле. Его несколько смущало то, что он вспомнил о «правилах поведения в бою». На самом деле они значили не так уж много. И какое-то суеверное чувство настоятельно требовало от него загладить эту ссору, какой бы неприятной и провокационной она ни казалась ему.

Вечер Браун провел за игрой вместе с Мэгги и ее приятелем, который остановился у них проездом на олимпиаду в Портсмуте. Они с Энн одобряли эту дружбу.

Следующим утром он не обнаружил на верфи фургона Долвина. Взобравшись на настил, он заглянул в рубку и увидел обнаженные шпангоуты и фанеру каркаса «Ноны». Шкафчики и ящики красного дерева исчезли все до единого, не оставив и крошки опилок. Вначале Браун не поверил своим глазам. Спустившись в огромный отсек, он обнаружил свои деньги открыто лежащими на куске свернутого брезента. Там было пятьсот долларов. Под ними был чек на две тысячи, который он выписал Долвину в качестве задатка и на приобретение материалов. Он оставил деньги на месте и выбрался на причал. Здесь его ждали Кроуфорд и Фанелли, скрестив на груди руки и состроив скорбные мины.

— Полагаю, он бросил работу, — заметил Кроуфорд. Браун окинул его долгим взглядом.

— Похоже на то.

И тут он понял, что Долвин вернул всю сумму сполна и половину ее украли портовые рабочие. Он был уверен в этом. Пятьсот долларов — это было ровно столько, на сколько у них хватило смелости.

— Вы, наверное, обидели его? — стараясь показать озабоченность, спросил Фанелли. — Вы, наверное, придирались к нему, я правильно говорю?

— Нет, — ответил Браун, — неправильно.

— Он собрал здесь все еще вчера вечером, — добавил Кроуфорд. — Он даже привез сюда свою старуху, чтобы она помогла ему загрузить фургон.